Огни Парижа - Барбара Картленд Страница 7

– А какая будет ваша новая роль?

– Я буду играть Маргариту в «Маленьком Фаусте».

Бланш взглянула на украшенные бриллиантами часы у кровати и со вздохом сказала:

– Мне пора вставать. Через несколько часов репетиция в театре. Вы поедете со мной и сможете познакомиться с моей будущей ролью.

– Неужели и правда можно будет увидеть, как вы репетируете?

– Ну конечно! А так как вы остановитесь у меня, я собираюсь представить вас Парижу. – Бланш изучающе взглянула на девушку, словно увидела ее впервые. – Снимите эту безобразную шляпку, – произнесла она. – Вы хорошенькая, очень хорошенькая, но ваш костюм ужасен!

– У нас было мало денег, – извиняющимся тоном сказала Линетта, – и потом мы ведь жили в деревне.

Она сняла шляпку, а Бланш тем временем встала с постели.

Линетта смущенно опустила глаза: она никогда раньше не видела женщин обнаженными; ее мать и mademoiselle всегда были очень скромны в присутствии девочки.

Но Бланш совершенно не волновало, что ее насквозь просвечивающая ночная рубашка не скрывала, а, наоборот, подчеркивала наготу, делая ее еще больше похожей на рубенсовскую богиню. Она постояла немного, пристально разглядывая Линетту, и затем воскликнула:

– Вы прелестны, право же, прелестны! В вашем детском личике и светлых волосах есть какое-то особое обаяние! Вместе мы будем составлять любопытный контраст, и это само по себе уже будет забавно. – Бланш усмехнулась и позвонила в колокольчик.

Когда горничная вошла в спальню, Бланш обратилась к ней:

– Я хочу сейчас принять ванну. Вы наполнили ее «Монтебелло»?

– О да, мадам, – ответила горничная. – Двести бутылок!

Заметив удивленное выражение лица Линетты, Бланш объяснила:

– Я нахожу, что минеральная вода очень освежает и бодрит. Я думаю, вы тоже не откажетесь принять ванну после ночи в поезде?

Она обернулась к горничной.

– Проводите мадемуазель в спальню – ту, что выходит окнами во двор, там ей будет поспокойнее. Разложите ее вещи и приготовьте самое нарядное платье. Мы едем в театр.

Выслушав распоряжения хозяйки, горничная проводила Линетту по коридору в комнату, в которой девушке отныне предстояло жить.

Принесли ее вещи, и, пока горничная готовила ей ванну, Линетта достала свои платья и развесила их в шкафу.

«Представляю себе, какими некрасивыми и бесцветными они покажутся Бланш!» – подумала она, но тут же благоразумно напомнила себе, что это не имеет никакого значения. Кто станет смотреть на нее, провинциалку, когда рядом будет такая красавица с золотистыми волосами, сверкающими голубыми глазами и изумительно белоснежной кожей?

Собралась Линетта быстро, ей даже пришлось еще ждать, пока оденется Бланш.

Наконец вниз спустилась и сама хозяйка дома в белом с голубой отделкой костюме, таком роскошном, словно она только что собралась на прием во дворец.

Но больше всего Линетту поразили ее бриллианты. Она никогда не могла даже вообразить себе, что на ком-то может быть столько драгоценностей, особенно днем. Бланш сверкала с головы до ног, и было удивительно, как ей не тяжело нести все эти украшения.

– Пойдемте, – сказала Бланш, довольная произведенным эффектом. – Я не должна опаздывать, хотя и знаю, что без меня не начнут. Но не можем же мы провести в театре весь день.

У подъезда их ожидал элегантный экипаж, сиденья которого были обиты бархатом в тон костюма Бланш.

Линетта подумала, что это простое совпадение, но Бланш объяснила:

– Обивка моих экипажей всегда совпадает с цветом моих туалетов. Моему портному приходится иногда даже поставлять материал каретникам, когда им не удается самим подобрать что-нибудь похожее.

Коляска тронулась, и Линетта вновь прилипла к окну, созерцая Париж.

Солнце сияло, зацветали каштаны, и все вокруг казалось Линетте еще более чарующим, чем она представляла себе это по рассказам матери.

Она во все глаза смотрела на уличные кафе, где за столиками уже сидели первые посетители, любовалась Бульварами, по которым катили коляски, фаэтоны и ландо, запряженные чистокровными рысаками. Впрочем, экипаж, в котором ехали они, по всем статьям превосходил остальные.

Девушка заметила, что очень многие проезжающие мимо дамы махали Бланш рукой, а мужчины приподнимали шляпы. На все эти приветствия Бланш отвечала грациозным движением руки.

– Как много у вас друзей! – заметила Линетта.

– Это не друзья, – покачала головой Бланш. – Просто я одна из достопримечательностей Парижа.

– Вы, наверное, очень известная актриса! – воскликнула Линетта, но ее спутница ничего не ответила.

И вот показался Фоли-Драматик. Выходя из коляски, Линетта испытывала необычайное возбуждение: сейчас она окажется в театре!

За всю свою жизнь она посещала театр дважды: первый раз в Оксфорде, куда они поехали с mademoiselle, второй – у себя в Окли, и, хотя mademoiselle весьма критически отзывалась об игре местных артистов, Линетта была в восторге.

Теперь ей предстояло познакомиться с французским театром.

Войдя в фойе, Линетта сразу же ощутила острое разочарование. Темный зал зиял мрачной пустотой. В общем мраке с трудом различались ложи, красный бархат кресел казался грязным и потертым, одна-единственная лампа на сцене, и актеры казались зловещими призраками.

Сама сцена напоминала какую-то полуснесенную постройку. Повсюду валялись лестницы, рамы, разобранные декорации, которые походили на груды мусора. Надо всем этим на разной высоте свисали задники, как приспущенные в знак траура флаги. Нет, совсем не этого ожидала Линетта!

Бланш поднялась на сцену, и стоявший перед оркестром человек с кипой бумаг в руке воскликнул:

– Слава Богу, вот и вы, Бланш! Если мы немедленно не начнем репетировать, премьера двадцать восьмого не состоится!

– Двадцать восьмого?! – возмущенно воскликнула актриса. – Я думала, премьера в будущем месяце.

– Двадцать восьмого апреля, – твердо сказал мужчина, – и если вы хотите иметь успех, пора приниматься за работу! Вчера вы не знали ни одной строчки из вашей роли.

– Вряд ли кто-нибудь станет слушать, что я говорю, – с легким смехом ответила Бланш.

– Я тоже так думаю, – согласился режиссер. – Все будут любоваться вашим телом. Но все же я хочу дать авторам шанс.

– Зачем? – дерзко осведомилась женщина и повернулась спиной к режиссеру. – Я только сниму шляпу, – небрежно бросила она, – и начнем репетицию.

С этими словами она величаво проследовала за кулисы, и Линетта устремилась за ней.

В узком проходе едва хватило места для пышного, из бело-голубых оборок турнюра Бланш, колыхавшегося, как волна.