Перелетные птицы - Алла Кроун Страница 70

— Нет, я не учитель. Я студентка.

Очередная глупость! Зачем рассказывать о себе, если тебя не спрашивают? Что это на нее нашло?

Тут Ваймер впервые улыбнулся.

— Фи подумать, пожалуйста. Я хотеть изучить русский получше. Скоро я спросить еще раз. Фозможно, фи подумать и ответить «да».

Он снова поклонился, после чего быстро развернулся и зашагал прочь.

Марина растерянно проводила его взглядом. Если он вернется и повторит свою просьбу… Она не знает, что ответить.

Марина рассказала матери о встрече с японскими солдатами и Рольфом Ваймером. Надя потянула было к дочери руки, но, передумав, накрыла рот ладонью и покачала головой.

— Слава Богу, что этот немец помог тебе! Если бы… — Она всхлипнула и заключила дочь в объятия. — О, Марина, доченька, будь осторожна… Будь осторожна, умоляю!

— Не волнуйся, мама, теперь уж буду. А на просьбу господина Ваймера я не согласилась.

— Ну, если он все же придет, нужно будет принять его как полагается. Он ведь спас тебя.

Прошло несколько дней, и однажды вечером, когда Марина уже легла, в дверь позвонили. Она посмотрела на стоявший на тумбочке будильник. Стрелки показывали девять. Дяди Сережи дома не было, он ушел играть в маджонг, прислуга тоже уже разошлась. Набросив махровый халат, она выглянула в коридор. Мать, в персиковом капоте, уже открыла дверь и разговаривала с Рольфом Ваймером. Марина спряталась за дверь своей комнаты и прислушалась.

— Я пришель брать урок русский язык у фройляйн Разумофа, — с трудом выговорил он.

Мать ответила негромко, и Марине пришлось напрячь слух.

— …очень поздно. Извините.

— Но у меня есть только это фремя, — возразил Ваймер, делая ударение на каждом слове.

— А для нас это время неудобно. Зайдите как-нибудь днем.

Ответа немца Марина не расслышала, но в следующий миг дверь закрылась, и мать вернулась в свою комнату.

Утром она обратилась к Марине:

— Нужно быть поосторожнее с этими немцами. Нельзя показывать им свой страх, но заводить с ними дружбу тоже не стоит. Я против того, чтобы ты давала ему эти уроки, но дядя Сережа считает, что опасно настраивать его против нас. Будем надеяться, что он не вернется.

Но Рольф Ваймер вернулся, и Марина неохотно согласилась с ним заниматься. Сначала он приходил по утрам. Учеником он был старательным и учился так прилежно, что в скором времени уже мог изъясняться длинными сложными предложениями. Потом он начал рассказывать Марине о себе, о своей стране, показывал открытки с фотографиями Цугшпитце, самого высокого пика Германии, и Гейдельберга, города, в котором находится старейший в стране университет, где Ваймер учился на факультете политических наук. Вскоре изначально рассчитанные на час уроки длились уже не меньше двух часов.

Однажды утром он не пришел, и Марину, которой уже начали нравиться эти занятия, охватило смутное беспокойство. Явился Ваймер вечером, с букетом хризантем и гвоздик, и без объяснений предложил ей провести урок в парке. Чувствуя молчаливое недовольство дяди Сережи и матери, сгорая от стыда и в то же время пытаясь унять неожиданно проснувшийся дух бунтарства, Марина согласилась, и с тех пор это превратилось в ежевечерний ритуал. Они гуляли по парковым дорожкам между липами и кленами, в свете луны любовались клумбами. Описывая красоту своей страны, Рольф почти никогда не улыбался, как будто улыбка могла породить между ними некую близость, к которой ни он, ни она еще не были готовы. Когда Марина просила его для тренировки рассказать что-нибудь по-русски, он рассказывал, спотыкаясь на словах и подолгу вспоминая нужные выражения.

Однажды Ваймер принялся рассказывать о своей юности. Сейчас ему было тридцать. В семье он был младшим из пятерых детей и при этом единственным сыном генерала армии, потомка древнего рода. Все его предки были воинами. Когда Рольфу исполнилось двадцать, умерла его мать. Четыре сестры вышли замуж и разъехались по разным уголкам Германии. Отец, не одобрявший политики правительства, рано ушел в отставку.

Когда Рольф добрался в своей истории до студенческих лет, они уже подошли к дому девушки. Неловкое молчание нарушила Марина.

— Очень хорошо, господин Ваймер, — произнесла она, осторожно подбирая слова. — Вы явно делаете успехи. Я уловила всего две ошибки, и то незначительные.

Красивый немец посмотрел на нее долгим ищущим взглядом.

— Меня зовут Рольф.

Она не ответила, и он повторил:

— Пожалуйста, зовите меня Рольф.

Марина смутилась, но кивнула. Потом едва слышно произнесла: «Спокойной ночи» — и ретировалась в дом.

В своей комнате девушка стала торопливо раздеваться. Но когда вынула из волос заколки и тяжелые косы упали ей на спину, остановилась и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Какая уродливая, немодная прическа! Как же она раньше этого не замечала? Нужно срочно что-то менять. Можно отрезать косы или сделать перманент. С локонами по бокам лица она будет выглядеть куда интереснее и современнее. Марина завела вперед несколько темных прядей, вспушила их и поднесла к ушам. Из зеркала на нее смотрела незнакомка. Свежая, красивая незнакомая девушка.

Выключив свет, Марина еще долго лежала, не смыкая глаз и думая о Рольфе. Неожиданно он перестал быть безликим служащим консульства и превратился в живого человека со своими чувствами, убеждениями, семейными узами. Это был человек культурный, гордый, с богатым наследием. Но что он думает о политике своей страны? Одобряет ли ее агрессию? Нужно будет разузнать.

При следующей же встрече Марина задала ему этот вопрос. Прежде чем ответить, Рольф долго молчал. Тонкая травинка у него в пальцах поломалась, и он отбросил ее в сторону.

— Правительства приходят и уходят, а народ остается, — наконец произнес он, не глядя на девушку. — Я слишком сильно люблю свою страну, чтобы идти против нее. В своей работе я стараюсь избегать жестких мер.

Рольф говорил быстро, и Марина вдруг подумала, что он чересчур уж бойко изъясняется по-русски для человека, который совсем недавно и двух слов связать не мог. Она остановилась и прикоснулась к его руке.

— У вас поразительный запас русских слов! Откуда?

Впервые за все время их знакомства Рольф смутился. Он на какое-то время замолчал, словно не зная, что ответить, а потом развел руками и обезоруживающе улыбнулся.

— Ну вот я и попался. Что ж, хорошо. Признаюсь: я угодил в собственную ловушку, когда начал рассказывать вам о том, что так близко моему сердцу.

Теперь уже его русская речь зазвучала и вовсе плавно, без всякого акцента.

— Меня воспитала русская гувернантка. Она научила меня читать и писать, и благодаря ей я с детства одинаково хорошо владею двумя языками.

Он продолжал улыбаться, и эта улыбка волновала Марину гораздо больше, чем осознание всей глубины обмана, в который ее втянули.