Грехи девственницы - Анна Рэндол Страница 71

— Почему?

— Потому что я вижу то, что отказываешься видеть ты.

— И что же это?

— Ты…

Дверь отворилась, и в комнату вошел Кемпбелл. Его взгляд превратился в лед, когда он увидел Мадлен в объятиях Гейбриела.

— Айнхерн готов говорить. Идем, Мадлен.

Гейбриел разжал объятия и, наблюдая вслед уходящей с Кемпбеллом Мадлен, чувствовал, как растет в груди неудовлетворенность.

Он даже не знал, что сказал бы, если б ему дали возможность высказаться до конца. Наверняка что-нибудь глупое и банальное. То, что помогло бы освободить ее взгляд от этой боли и пустоты.

И ни одно сказанное им слово не было бы ложью. Да поможет ему Господь.

Гейбриел отправился в кабинет.

Айнхерн сидел, скрючившись на стуле, как если бы него выпустили воздух. Его лицо было белым как мел, а когда он поднял руку, она заметно дрожала. Но, как и обещал Мэддокс, на его лице не было ни одной отметины, свидетельствующей о жестоком обращении. Если не считать синяка на подбородке, который поставил ему сам Гейбриел.

— Как вы узнали о местонахождении мисс Вальдан? — спросил Кемпбелл.

Айнхерн отер поблескивающие на верхней губе капли пота.

— Получил анонимное письмо. Оно было от человека, оскорбленного ею так же, как я. — Айнхерн со страхом посмотрел на Мэддокса. — В нем говорилось, что мисс Вальдан и графиня де Мурье — одна и та же женщина. Мне прислали денег, сообщили ее адрес и сказали, что я могу поступать, как считаю нужным.

— Почему этот человек связался именно с вами? — спросил Гейбриел. Слишком уж все было просто.

Айнхерн принялся комкать подол своей ночной сорочки.

— Пару раз я рассказывал о ней, когда был пьян. — Его слабый голос молил о пощаде, в то время как глаза сладострастно пожирали Мадлен.

Гейбриел заслонил собой женщину. Ей уже пришлось однажды пережить встречу с этим чудовищем, и Гейбриел не хотел чтобы она испытала это еще раз.

— Итак, вы приняли предложение и трижды пытались ее убить.

— Но, как видите, не преуспел в этом.

Руки Гейбриела сжались в кулаки, когда он вспомнил безжизненное, посиневшее тело Мадлен, выловленное им из реки. Ее стоны, когда он зашивал ее рану. Отчаянные попытки погасить огонь.

— Покушение на убийство карается казнью, также, как и само убийство.

— Я не виноват, что все пошло не так. В моих планах было…

— Да вы не в состоянии воплотить в жизнь какой бы то ни было план, даже если кто-то его разжует и положит вам в рот. — Мадлен встала рядом с Гейбриелом с горящими гневом глазами.

Стоило догадаться, что она не станет прятаться за его спиной. Даже от такого чудовища, как Айнхерн. Гейбриел непременно поцеловал бы ее, если б это можно было сделать.

— Просто смешно, что это говоришь ты…

Мэддокс предупредительно кашлянул.

— …женщина. — Ноздри Айнхерна затрепетали от гнева.

— Даже женщине не пришло бы в голову писать письмо человеку, на которого собираешься совершить покушение.

Айнхерн недоуменно сдвинул брови.

— Письмо? Тебя кто-то предупредил? Безумец Тул, да? Или тот человек, которого я нанял в театре?

— Мы говорим о записке с угрозами, — пояснил Мэддокс.

— Я ничего не знаю ни о какой записке…

— О той, что вы оставили на ступенях моего дома.

— Я никогда не бывал возле вашего дома.

Мэддокс откашлялся.

Айнхерн отшатнулся и тяжело задышал.

— Нет, не надо меня казнить. Я ведь ответил на все ваши вопросы.

— Да, но мне нужны правдивые ответы.

— Так я и не лгу, клянусь!

— В таком случае, что вам известно о Париже? — спросила Мадлен.

Глаза Айнхерна расширились от неподдельного удивления.

— Хватит с меня ваших уловок! Вы хотите загнать меня в угол. Я ничего не знаю о Париже. А с тобой встречался в Берлине.

— Дьявол! — еле слышно пробормотала Мадлен, сжимая руку Гейбриела.

Гейбриел накрыл ее пальцы своими.

— С тобой все в порядке?

— Он говорит правду. Он слишком низок ростом, чтобы быть тем человеком, что угрожал мне на балу. И если он ничего не знает о Париже, значит…

Мадлен не нужно было продолжать. Гейбриел и так понял, что она имеет в виду.

Айнхерн был не единственным, кто желал ей смерти.

Мадлен не собиралась навешать мать Гейбриела. Она хотела послать письмо с извинениями, но вместо этого сидела в уютной гостиной, а Беатрис суетилась вокруг нее. Наливала чай, накладывала в тарелку печенье и готовила угощение для полицейского, сопровождающего Мадлен. Мать Гейбриела двигалась с простотой женщины, которая чувствует себя комфортно в собственном доме и собственном теле.

Несмотря на отточенную годами выдержку, Мадлен испустила полный тоски вздох.

— Это идет из глубин вашей души.

Мадлен закусила губу.

— Просто устала.

Беатрис внимательно посмотрела на гостью.

— И не только от аукциона, полагаю.

Как же Мадлен хотелось рассказать все, облегчить душу перед этой женщиной. Но у нее никогда не было подруг, поэтому она даже не представляла, с чего начать. Но даже если б и представляла, то не решилась бы обсуждать с Беатрис корень всех проблем — Гейбриела.

Пока Мадлен обдумывала ответ, Беатрис принялась болтать о погоде и своих учениках, делая вид, что не замечает отрешенных кивков Мадлен. И вскоре забавные истории, рассказываемые пожилой женщиной, заставили ее забыть о снедающих ее проблемах.

Несколько минут спустя в гостиную вошел дворецкий, неся на серебряном подносе визитную карточку.

Взглянув на карточку, Беатрис замолчала на полуслове. Она взяла ее с подноса и провела по ее краю кончиком пальца.

— Он рано сегодня. — Она кивнула дворецкому. — Меня нет дома. Как всегда. — С этими словами она положила карточку на стол и поспешила к окну, встав возле него так, чтобы ее нельзя было заметить с улицы.

Мадлен взглянула на визитку, и у нее перехватило дыхание.

Маркиз Нортгейт.

Осознавая, что поступает ужасно грубо, она поднялась с дивана и встала рядом с Беатрис.

— Вон он. Высокий мужчина в голубом сюртуке.

Мадлен не видела лица удаляющегося Нортгейта, но ступал он так же величаво и решительно, как и его сын. Маркиз то и дело замедлял шаг, как если бы раздумывал уходить.

— Он приходил сюда и раньше? Если он вам докучает…