Легенда о седьмой деве - Виктория Холт Страница 71

И только одно его качество мне хотелось бы изменить. Карлиона очень легко можно было довести до слез — особенно в тех случаях, когда ему казалось, что кому-то или чему-то больно, кто-то пострадал. Однажды, более года назад, когда было очень жарко, он с плачем прибежал ко мне, потому что увидел в земле трещину и подумал, что земля поломалась. «Бедная, бедная земелька! Полечи ее, мама!» — говорил мне сын, глядя на меня глазами, полными слез, и веря в то, что его мать всемогуща. Так же было и с животными — мышь в мышеловке, кролик, чью тушку он видел висящей в кухне, кот, который пострадал в драке. У Карлиона было слишком мягкое сердце, и я боялась, что, когда он станет старше, его можно будет легко расстроить и заставить страдать.

В то утро я поспешила в детскую, зная, что Меллиора готовит его на прогулку и думает, что мы пойдем гулять все вместе. Пока я с Карлионом, можно отбросить все страхи и не думать о неприятностях.

Я распахнула дверь в детскую. Она оказалась пустой. Еще когда старая леди Сент-Ларнстон была жива, я полностью переделала детскую. В процессе подготовки детской мы со старушкой еще больше сдружились. Мы вместе выбирали обои — чудесные обои, синие с белым, с многократно повторяющимся трафаретным рисунком. И все в комнате было сине-белым. Белый рисунок на синих шторах, синий ковер. Комнату заливал солнечный свет. Но ни Карлиона, ни Меллиоры здесь не было.

— Где вы? — позвала я. Мой взгляд наткнулся на Леню, который стоял на диванчике у окна. Меня всегда охватывала дрожь, когда я смотрела на эту игрушку. Я говорила Карлиону: «Это игрушка для младенца. Ты хочешь ее сохранить? Давай найдем игрушки для твоего возраста!» Но сын с упрямым видом забирал у меня старую игрушку, и его лицо при этом кривилось от горя. Полагаю, он думал, что игрушка может услышать мои слова и обидеться.

— Это Леня, — с достоинством говорил мальчик, открывал шкаф и прятал туда игрушку, словно опасаясь за ее безопасность.

Я подняла слона. Ткань на попонке была аккуратно заштопана Меллиорой. Но штопка была видна и напоминала шрам. Если бы Меллиора знала…

Утро было неприятным — слишком многое из того, что следовало забыть, снова и снова возвращалось и злобно таращилось на меня. Я поставила слона на окно и открыла дверь в примыкающую комнату, где Карлион обычно ел. Тут я столкнулась с Меллиорой.

— Ты его видела? — спросила подруга, и я заметила, что она взволнована.

— Кого?

— Карлиона! Он с тобой?

— Нет…

— Тогда где он?

Мы в смятении уставились друг на друга. Я оцепенела, мне стало дурно. При мысли, что с Карлионом может что-то случиться, меня, как всегда, охватило отчаяние.

— Я думала, он с тобой, — растерянно произнесла Меллиора.

— Ты хочешь сказать… его здесь нет?

— Я ищу его уже десять минут.

— Сколько времени ты его не видела?

— Я оставила его здесь… после завтрака. Он рисовал своего пони…

— Мы должны найти его! — воскликнула я, чувствуя, что мой голос начинает дрожать. — Он должен быть где-то поблизости.

Я выбежала из комнаты, не глядя на Меллиору. Мне хотелось упрекнуть ее, обвинить в невнимательности. Все из-за того, что игрушечный слон на окне живо напомнил мне, как я ее обманула.

— Карлион, где ты? — громко позвала я.

Меллиора поспешила следом за мной, и вскоре мы с ней убедились, что мальчика нет в детской. Теперь ужасный, парализующий страх стал реальностью. Карлион пропал. Спустя некоторое время все домочадцы принялись за поиски. Все укромные уголки Эббаса были обысканы, все слуги опрошены. Но я не была уверена, что они ищут тщательно, поэтому сама прошлась по всему дому, заходя в каждую комнату. Я звала сына, просила его выйти, если он спрятался, умоляла не пугать меня.

В голову лезли страшные мысли о том, что могло случиться. Я представляла, что мальчика затоптали лошади, мчавшиеся галопом, что его похитили цыгане, что он попал в капкан и теперь лежит искалеченный, как когда-то бедный Джо. Я находилась в старой части дома, где когда-то жили и проводили время в молитве монахини, и чувствовала: еще чуть-чуть, и меня накроет волна неизбывного горя. Меня охватило тягостное предчувствие, что с моим ребенком случилось несчастье. В этот ужасный миг мне казалось, что душа замурованной монахини была рядом со мной и ее скорбь стала моей. Я знала: если с моим сыном случится что-то страшное, мне этого не пережить — я буду словно замурована в своем горе и скорбь моя будет долговечной, как каменные стены.

Я пыталась сбросить с себя злые чары, стряхнуть ужасное наваждение, которое, казалось, обволакивало меня, подступало со всех сторон.

— Нет! — закричала я. — Карлион, сынок! Где ты? Выйди, не прячься, не пугай меня!

Выскочив из дома, я наткнулась на Меллиору и с надеждой посмотрела на нее. Но она покачала головой и сказала:

— Карлиона нет в доме.

Мы стали искать его вокруг дома.

Возле конюшни я увидела Поулора.

— Что, маленький хозяин потерялся? — спросил он.

— Вы видели его?

— Около часа назад, мадам. Он говорил со мной о своем пони. Лошадка заболела сегодня ночью, и я сказал ему об этом.

— Он сильно расстроился?

— Ну, мадам, Карлион ведь всегда любил этого пони. Поговорил с ним, сказал, чтобы тот не отчаивался, что ему «скоро станет лучше», а потом пошел к дому. Я наблюдал за ним.

— А позже вы его видели?

— Нет, с тех пор не видел.

Я приказала, чтобы все слуги присоединились к поискам. Все дела оставить. Нужно разыскать моего сына. Мы выяснили, что в доме его нет. Но он не мог уйти далеко, потому что Поулор видел его всего час назад у конюшни.

Я не могу описать, что я пережила за время этих поисков. Снова и снова надежда вспыхивала, а потом угасала. У меня было такое чувство, что я прошла через бесконечные пытки. Я упрекала Меллиору. Разве она не должна была следить за мальчиком? Если с ним что-нибудь случилось, подумала я, это станет карой за мой предательский поступок в отношении Меллиоры.

Ее лицо стало совершенно бескровным от тревоги. Я не видела ее такой несчастной с тех пор, как уехал Джастин. Я знала, что она любит Карлиона. Казалось, мое горе навсегда станет ее горем. Мы делили все невзгоды… кроме одного случая, когда ее потеря обернулась в мою пользу.

Я увидела, как к конюшне подъехал Джонни, и позвала его.

— Какого черта?.. — начал он.

— Карлион пропал.

— Пропал? Где?

— Если бы я знала, где сын, он бы не пропал! — Мое горе было таким огромным, что вылилось в гнев. Губы дрожали, и я никак не могла совладать с этой дрожью.

— Я боюсь, — сказала я.

— Он где-нибудь играет.

— Мы обыскали весь дом, все вокруг… — Я с безумным видом оглядывалась по сторонам и вдруг заметила, как луч солнца сверкнул на одной из каменных фигур на лугу.