Никогда не обманывай герцога - Лиз Карлайл Страница 72

– Пожалуй, стоит, – устало заметил Гарет. – Но позвольте мне немного подумать.

Они все встали, и Антония, приложив руку к виску, немного официально обратилась к Гарету:

– Не будете ли вы столь добры, ваша светлость, позволить мне не спускаться сегодня к обеду? У меня разболелась голова. Как говорит мистер Кембл, это, вероятно, из-за приближающегося дождя. Я попрошу, чтобы мне принесли обед наверх.

– Конечно, – кивнул Гарет. – Сегодня у всех нас был тяжелый день.

После этого замечания Антония вышла из комнаты, унеся с собой немного тепла и спокойствия, и Гарет почувствовал себя подавленным и расстроенным. Мало было его бурной вспышки в павильоне, так теперь еще выяснилось, что его вмешательство в дело о смерти Уорнема могло окончательно погубить Антонию. Гарет совсем не был уверен, что она сможет простить ему то или другое.

Гейбриел лежал абсолютно неподвижно, прислушиваясь к плеску воды у покачивающегося «Святого Назарета» и скрипу удерживавших его канатов. На корабле было тихо как в могиле, если не считать царапанья крыс внизу. Все остальные гамаки, как безжизненные съежившиеся коконы, болтались пустыми на своих крючьях. Их хозяева отправились на берег в поисках выпивки и развлечений.

Внезапно наверху, на палубе, раздались шаги – одни тяжелые и уверенные, а другие легкие и спотыкающиеся – и такой звук, как будто кого-то волокли, а потом послышался хриплый грубый смех. Щеколда, которая удерживала дверь, скользнула вниз, и Гейбриел застыл от ужаса. Дрожащий свет, несколько шагов, снова смех. Гейбриел осторожно высунулся из-за опорной балки, стараясь разглядеть, что происходит. Криви и Руис… Гейбриел задрожал от страха, а затем понял: нет, в эту ночь они шли не за ним Они вдвоем тащили женщину, у которой волосы свешивались на плечо, руки были связаны за спиной, а голубое платье разорвано от проймы до талии.

Когда Руис убрал руку от ее рта, женщина закричала, и Криви ударил ее, до крови разбив губы.

– О-о-о, люблю, когда устраивают небольшую драчку, – низким голосом прохрипел Криви, пропуская прядь ее волос между своими грязными заскорузлыми пальцами, и Гейбриел увидел, как глаза женщины расширились от ужаса.

– Dios mio! [5]Давай-ка побыстрей! – поторопил его Руис.

Криви еще больше разорвал женщине платье, так что обнажились ее груди – маленькие бугорки, казавшиеся белыми в свете фонаря. Руис крепко держал женщину, пока Криви расстегивал брюки и задирал ей юбки. Женщина снова закричала, и Гейбриел с головой накрылся одеялом. Потом крики перешли во всхлипывания, а всхлипывания – в протяжные мучительные рыдания.

Гейбриелу казалось, что он должен что-то сделать – хоть что-нибудь. Быть может, предложить им себя? Но он ничего не сделал – слишком был напуган. И рыдания еще долго продолжались в ночи. Гейбриел молча, не шевелясь, лежал под одеялом, испытывая жуткие муки от отвратительного собственного бессилия.

В этот вечер Гарет обедал один в маленькой столовой. Отодвинув тарелку, он сидел и созерцал пустую комнату. Не желая в том признаваться, Гарет чувствовал себя уставшим и бесконечно одиноким и очень боялся, что именно такая жизнь ожидает его в будущем. Он сделал глупость, начав доверять Антонии.

Антония была тем человеком, с кем он мог обсуждать любые проблемы, касающиеся Селсдона. Проводя с ней все больше времени, он стал замечать в ней черты той веселой и живой девушки, которой она, очевидно, когда-то была. А теперь она становилась доброй, уравновешенной женщиной. Болезненные тревожные состояния постепенно уходили, все реже посещая ее.

Когда вошел лакей, чтобы сменить тарелку, Гарет отказался от следующего блюда – у него совсем не было аппетита. После обеда Гарет взял бокал и бутылку портвейна, но вопреки своей привычке отправился не в кабинет, а в кремовую с золотом гостиную, где впервые увидел Антонию – в то утро она сообщила ему о своих планах сделать именно то, что он посоветовал – покинуть Селсдон. В этой комнате Гарет ощущал ее аромат – слабый запах гардений и чего-то еще, чистого и душистого.

Усевшись в широкое кожаное кресло напротив раздвижных окон и зажав бутылку портвейна между коленями, Гарет угрюмо смотрел в окно – на сад и на темный ряд строений за ним. Теперь уже рано темнело, дни становились короче, и в этот поздний час он мог видеть только смутные очертания строений: ближний край амбара, конюшню, каретный сарай. Это были опрятные, поддерживаемые в хорошем состоянии здания из кирпича, камня и дерева. В них была основательность и надежность – то, чего так не хватало его эмоциональному состоянию.

Антония сказала, что собирается уехать, как только ее горничная будет лучше себя чувствовать, и это вполне могло произойти на следующий день или через день. Антония не сказала, что уедет насовсем, но у Гарета возникло странное предчувствие, что случится именно так. Если, приехав в Лондон, Антония увидит, что богатство и влияние ее отца смогут ей обеспечить хотя бы на самом скромном уровне место в светском обществе, то зачем ей возвращаться в Селсдон? Если у нее возникла какая-то симпатия к нему и она питала к нему какие-то романтические чувства, то после его сегодняшних откровений все это должно было разбиться вдребезги.

Придя к этой мысли, Гарет допил остатки вина из бокала и решил, что, вероятно, в глубинах подсознания у него было намерение добиться именно такого поворота событий. Вероятно, какая-то его часть хотела, чтобы Антония уехала. Снова налив себе портвейна, Гарет еще глубже погрузился в кресло. Он не мог точно сказать, когда именно его внимание привлек свет на горизонте; нет, «привлек» не очень подходящее слово – это было постепенное осознание того, что происходит что-то неладное.

Подняв голову, Гарет увидел позади сада над крышей каретного сарая теплый розовый свет. Он моргнул и выпрямился в кресле. Не дневной же это свет, в самом деле? Нет свет был очень яркий и на ограниченном пространстве.

– Пожар! – закричал Гарет, вскочив на ноги и уронив на пол бокал с портвейном. – Пожар! – снова закричал он.

Бросившись к звонку, с яростью дернул шнур, а потом побежал по коридору в парадный зал. Обычно в кабинете Коггинза на кушетке спал лакей, и Гарет заколотил в дверь.

– Пожар! – опять заорал он. – Вставайте же, Бога ради!

Дверь распахнулась, и появился один из самых молодых слуг с сонными глазами и в одной рубашке.

– Д-да, ваша светлость!

– Сколько людей ночуют над каретным сараем? – резко спросил Гарет.

– По-моему, шесть. – Лакей, очевидно, окончательно проснулся. – А что случилось?

– Там пожар!

– Господи Иисусе!

– По-видимому, в каретном сарае. Разбудите слуг – всех, кто здоров. Я хочу, чтобы они ровно через пять минут были с ведрами в конюшне.

– Да, ваша светлость. – Лакей уже дрожащими руками натягивал куртку.