Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго Страница 72

Уильям покраснел.

– Ну…

Дункан помог ему выйти из неловкого положения, вернувшись к судьбе Роберта.

– Иногда людей подталкивает определенная тоска по смерти, – задумчиво произнес он. – Мне кажется, Роберт был таким человеком. Он всегда жил так, словно у него не будет завтрашнего дня. И однажды это действительно произошло.

– Откуда вы знаете? Вы были знакомы с Робертом?

– Не сказал бы, что хорошо. – Дункан вспомнил о том, что Роберт говорил Клер: «Однажды все это для меня плохо кончится. Я чувствую себя как догорающий фитиль».

Уильям казался несколько озадаченным.

– Знаете, это вполне может быть правдой. Я имею в виду то, что он носил в себе тоску по смерти. Ни от кого из его окружения не укрылось, что в последние годы он был очень… несчастлив.

– Его брак был явно не самым лучшим, – сказал Дункан.

Уильям пожал плечами, и его лицо приобрело замкнутое выражение.

– Разумеется, леди Элизабет упрекать в этом нельзя, – сказал он довольно сухо.

Именно такой реакции и ожидал от него Дункан. Однако от этого настроение его не улучшилось. Этот юный рыцарь без страха и упрека однозначно был влюблен в Элизабет. Уже во время плавания многие заметили, что он симпатизирует Элизабет. Да и Роберт на вчерашнем собрании, не в силах сдержать свою злость, неспроста упрекнул Уильяма в том, что он волочится за его женой. А ввиду последнего развития событий никого не удивит, если Уильям по истечении времени траура попросит ее руки. И против этого Гарольд Данмор не сможет ничего поделать. Да и сам Дункан тоже.

– Я мог бы забрать ее на «Элизу» и доставить в Бриджпорт, – сказал Дункан. – Тогда ей не придется ехать туда верхом.

– Но она сама хочет ехать верхом. – По лицу Уильяма было видно, что предложение Дункана ему не по душе. – Я уже предложил отвезти ее домой в карете, естественно, с Анной в качестве сопровождения. Однако она отказалась.

Дункан не смог подавить в себе какое-то жалкое чувство удовлетворения, возникшее у него при этих словах. Он прикоснулся к своей шляпе и, примирительно улыбнувшись Уильяму Норингэму, сказал на прощание:

– Ваше сердце находится на правильном месте. Постарайтесь, чтобы оно всегда оставалось там.

На следующее утро Уильям настоял на том, чтобы двое его слуг сопровождали Элизабет во время поездки в Бриджтаун. Из-за этого ей понадобилось почти в два раза больше времени, чем обычно, потому что приходилось все время удерживать Жемчужину, заставляя ее идти шагом, иначе слугам пришлось бы бежать, чтобы успевать за ней. Слуги поспешно шагали то впереди, то рядом с ней, опустив головы, прикрытые оборванными шляпами.

Их жилистые тела под серой хлопковой одеждой были мокрыми от пота. Воздух был таким душным, что, казалось, его можно было резать ножом. Над полями тростника пищали целые полчища комаров, и некоторые из них садились на Элизабет.

Она нетерпеливо прихлопывала этих мучителей, прежде чем те успевали присосаться к ней. Пара из них уже напилась крови где-то в другом месте, и комары под ее ладонями превратились в красные пятна. Когда Элизабет увидела вдали белые каменные стены Данмор-Холла, то ей больше всего захотелось сразу же развернуться и поехать назад. Все внутри у нее сжалось в болезненный комок.

Над воротами висел траурный креп. Элизабет передала Жемчужину слуге-конюху, прежде чем нерешительно зайти в дом. Там царила гнетущая тишина. Ее свекор и свекровь молча, с бледными лицами сидели в гостиной. Они были одеты в траурную одежду и, казалось, ждали лишь того, чтобы наконец наступило время выходить на похороны. Когда Элизабет появилась в двери, Марта едва подняла глаза. Лицо женщины настолько распухло от слез, что ее с трудом можно было узнать.

– Да, вот и ты, – сказал Гарольд и опустил глаза, когда она посмотрела на него. Его лицо было неподвижным, как маска.

Элизабет прокашлялась:

– Я пойду переоденусь.

Фелисити с плачем заключила ее в свои объятия, когда она зашла в комнату.

– Наконец-то! Я уже едва тут выдерживаю. Здесь чувствуешь себя как в склепе! Будто мало того, что Никласу скоро надо будет отплывать. – Она робко посмотрела на Элизабет. – Как ты себя чувствуешь?

Элизабет лишь пожала плечами и подошла к детской кроватке, где спал Джонатан. Маленькое тельце свернулось в дышащий клубочек, ножки были подтянуты к животу, а лицо повернуто в сторону. Мальчик держал во рту большой палец. Элизабет протянула руку, чтобы вытащить палец, однако затем передумала. Ей не хотелось нарушать его сон.

– Миранда хорошо смотрела за ним?

Фелисити кивнула. Она уже переоделась для церемонии похорон и выглядела чужой и строгой в своем черном одеянии.

Элизабет заметила, что она накинула на себя серую мантилью, ту самую, которая не очень-то подходила к ее яркому бальному платью.

Траурная одежда для Элизабет уже была приготовлена. У нее имелось лишь одно это платье, которое она надевала всякий раз, когда нужно было идти на похороны. Оно было слишком тесное и жало под мышками, а жесткая ткань так царапалась, что ей становилось не по себе уже от одного его вида. Последний раз она надевала его в прошлом месяце на похороны одной женщины, которая умерла от чахотки, а перед этим был мальчик, заразившийся малярией. Люди из церковной епархии, с семьями которых были близко знакомы Данморы, умирали постоянно.

Позже Элизабет уже не помнила, о чем она, если не считать этих случаев смерти, думала по дороге к часовне. И отходную молитву она прослушала в состоянии какой-то странной отрешенности, и даже не подняла взгляд, когда проповедник Мартин во время своей проповеди обратился со словами сочувствия и соболезнования к родным умершего.

Как и ожидалось, на кладбище Святого Михаэля собралось множество людей. После богослужения все они, опустив головы, стояли вокруг открытой могилы и смотрели, как гроб опускают в землю. Мужчины сняли шляпы, а женщины сложили руки на груди.

Марта уже частично обрела голос и непрерывно плакала. Ее плач был похож на сдавленный писк животного, которого подвергали мучениям. Гарольд, чье лицо стало угловатым и словно окаменело, поддерживал свою дрожащую всем телом жену, а с другой стороны ее поддерживала Элизабет. Солнце стояло очень высоко и, несмотря на шляпу, обжигало ей лицо и слепило так, что она, когда вокруг нее стали раздаваться всхлипы, не могла понять, кто там так оплакивал ее мертвого мужа.

Фелисити стояла позади нее, держа малыша на руках. Она одела его в маленький черный костюмчик и черную шляпку, полагавшиеся в соответствии с трагическим поводом. Он плакал навзрыд уже только потому, что плакала его бабушка. В конце концов мальчик потянулся к своей матери, ища у нее утешения. Элизабет взяла его на руки, радуясь, что может отстраниться от свекрови. Она держала Джонатана таким образом, чтобы спрятать лицо за сыном, а он обеими ручонками обнял ее за шею и пугливо прижался к ней.