Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд Страница 74

Размышляя впоследствии над словами Фабрицио о Карло, она сочла их противоречивыми. С одной стороны, он сказал, что Карло может принять их любовь, а с другой стороны, предполагал, что он может Марию наказать. Это свидетельствовало о том, что даже Фабрицио не мог предсказать, как поведет себя Карло, если обнаружит, что они вступили в любовную связь.

В ту же ночь, позднее, они выскользнули из ворот сада в поджидавшую карету, и Фабрицио отвез Марию во дворец Антонии, находившийся поблизости, в Мерджеллине. Если бы кто-нибудь поинтересовался местонахождением Марии, ему бы ответили, что именно здесь она провела последние три дня.

Антония попыталась повлиять на этих двоих взрослых людей, которые вели себя как дети, потеряв голову от счастья, но при виде их печали от неминуемой разлуки она посмотрела сквозь пальцы на то, что Фабрицио остался с Марией и в эту ночь.

На следующий день Антония постучала в дверь Марии рано утром. Молчание. Она слегка приоткрыла дверь.

— Я вхожу, — заявила она и вошла. Она уселась в ногах кровати, очарованная видом этой пары среди смятых простыней, и обратилась к Фабрицио: — По крайней мере вы, человек решительный и отважный, судя по общим отзывам, должны взять на себя ответственность за опасность, которой подвергаете вас обоих. Карло говорил со мной весьма подозрительно перед своим отъездом, и, возможно, он решит захватить Марию врасплох, вернувшись раньше времени. Вы просто должны сейчас же уехать, Фабрицио. Лаура ждет, чтобы одеть свою госпожу. А ты, Мария, должна подумать о том, что скажешь этой девушке.

Я оставлю вас и вернусь через десять минут. Вы должны одеться и подготовиться к отъезду, Фабрицио.

В то утро они проснулись рано, скорбно прощаясь друг с другом и планируя следующую встречу. Фабрицио поцеловал Марию в последний раз и отбыл.

— Даже королевы позавидовали бы твоему счастью в постели с таким мужчиной, — сказала Антония. — Ты только взгляни на себя! Такой восторг в сто раз благотворнее, чем все косметические припарки в мире. Ты снова расцвела и выглядишь на десять лет моложе. Твой герой вернул тебя из подземного царства на солнечный свет. Хотела бы я, чтобы Фабрицио Карафа назначил мне встречу в летнем домике. Я еще не слишком стара для таких развлечений. Ты должна сказать Карло, что провела эти последние дни со мной, принимая процедуры для улучшения цвета лица, иначе он удивится. Этот человек замечает абсолютно все, даже легкое трепетание век. Не могу тебе выразить, как я за тебя боюсь, моя дорогая.

Мария вернулась в Сан-Северо в смятении, сознавая свою раздвоенность. Ее лучшая часть, ее другое «я», отныне тайное, осталась с Фабрицио. Теперь ее жизнь будет состоять из радостей урывками, за которыми будут следовать долгие дни лицемерия и долгие ночи, когда ее будут одолевать приступы горя от потери Беатриче. Она никогда не знала, когда они захватят ее врасплох. Проходили целые часы, когда она не думала о дочери, и вдруг в следующую минуту, даже днем, на нее нападала такая тоска от невозвратной потери, что она закрывала лицо руками и начинала рыдать. Фабрицио притупил острие этого горя, тем более что сама Беатриче так любила его, но это горе будет с ней всегда, всегда.

Она стремилась быть с Фабрицио каждую минуту, но, поскольку это было невозможно, она поклялась, что справится с этим как женщина, которая знает, что ее любят, а не как глупая влюбленная девчонка, и найдет способ осветить радостью любви другие стороны своей жизни.

Карло вернулся на следующий день после ночи, проведенной ею с Фабрицио у Антонии. Поздно вечером Карло пришел в спальню Марии. Она сидела в постели, делая примечания к тексту о Констанце д’Авалос. Казалось, она писала его в другой жизни. Карло не спал с ней со смерти Беатриче. Она сказала ему, что не хочет снова забеременеть, пока что нет, и он уважал ее желание, хотя и дал понять, что в будущем хотел бы еще детей. Теперь, когда Мария принадлежала Фабрицио, она смутно надеялась, что такое положение дел может длиться бесконечно. Мысль о том, что Карло к ней прикоснется, мучила ее. Но сегодня она поняла, что он в чертовски мрачном настроении, и сна не посмеет ему отказать.

Она положила рукопись на стол и откинула простыни с его стороны постели.

— Иди сюда, Карло — сказала она.

Он присел на край кровати.

— Что ты пишешь? — спросил он.

— Я вычитываю рукопись о Констанце, полагая, что должна ее закончить.

— Покажи ее мне, — попросил он.

Она вручила ему томик в кожаном переплете. Он пролистал его, а затем, к ее удивлению, углубился в чтение.

— Я понятия не имел, что у тебя такая фамильная гордость, Мария, — сказал он, закрывая томик и кладя его обратно на стол. — Это весьма интересно. Ты должна это закончить.

— Я намереваюсь это сделать. — Она наклонилась и погладила его щеку, надеясь успокоить. — Ты чувствуешь себя несчастным, Карло?

Он накрыл ее руку своей, прижал к своей щеке, потом отнял и коснулся губами. Она радовалась, что между ними возникла нежность, Любовь к Фабрицио сделала ее мягче и увереннее в себе.

— У меня приступ меланхолии, — сказал он. Потом добавил: — Нет, это не меланхолия. Какая-то тяжесть, чувство обреченности.

— Это пройдет, — утешила она.

— Нет, — нахмурился он. Он уронил ее руку, поднялся с постели и начал шагать по комнате, прижав руки ко лбу. — Что-то меняется вокруг меня, и я не могу понять, что именно.

Мария запаниковала.

— Дело во мне, Карло, — начала она, вдруг испугавшись его и опередив, так как почувствовала, что сейчас он скажет: «Это связано с тобой».

Он пристально взглянул на нее:

— Правда? Что же тебя изменило?

Она понятия не имела, что говорить, но вдруг слова сами потекли:

— Я начинаю приходить в себя после смерти Беатриче. Я начинаю привыкать к тому, что этот мир — несчастливое место, и не нужно пытаться искать счастье в других, как я делала всегда. Нужно найти его в себе самой.

Карло снова сел на кровать.

— Это лишь полуправда, Мария. Скажи мне остальное.

— Мне очень трудно говорить подобные вещи, это меня смущает.

— Скажи мне! — чуть ли не закричал он.

— Хорошо. Недавно ты сказал мне, что, возможно, любишь меня не так, как мне бы хотелось. Это правда. По твоим словам, ты принадлежишь только себе. Когда-то я хотела… быть тебе ближе. Теперь я приняла все как есть.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы я тосковала по твоей любви всю свою жизнь?

— Что же такое случилось, что ты перестала тосковать?