Венецианская маска. Книга 1 - Розалинда Лейкер Страница 75

«Как часто бывает, — размышляла Элена, — что более молодые склонны не вникать в думы тех, кто постарше, считая это никчемным делом и порою даже не подозревая, что и у этих людей была когда-то своя жизнь, свои увлечения и даже страсти».

— Вы, наверное, тоскуете по родному городу?

— Одно время, конечно, тосковала, но Бог милостив ко мне, — она дотронулась до руки Элены. — Вспомни только о всех тех детях, которым я была в Оспедале как мать. Я любила всех их, будто все они — мои родные.

Элена обняла ее в знак благодарности.

— И мы вас тоже любили.

Вечером того же дня, когда они ужинали перед ночлегом в одной из сельских гостиниц, сестра Джаккомина, соизволив пригласить к их столу молодого Николо, буквально заговорила его. Элене едва удавалось вставить пару слов. Но он отнесся к этому с большим пониманием и тактом. Да и для Элены вполне хватало того, чтобы сидеть и слушать, как он отвечает на вопросы монахини. А когда Николо пообещал сестре Джаккомине обеспечить доступ в некоторые из парижских библиотек, известных своими собраниями древних писаний, монахиня, казалось, готова была расцеловать его при всем честном народе.

— А как вы собираетесь устроить это, синьор? — спросила пораженная монахиня.

— Наш посол в Париже — давний друг моего покойного отца, и я хочу обратиться к нему. Я не сомневаюсь, что он ради вас сделает это.

Элена, чтобы не рассмеяться, уткнулась в свою тарелку — дело заключалось в том, что сестра Джаккомина, если ей предоставлялась возможность порыться в книгах, совершенно теряла чувство времени. Николо даже и не подозревал, что сам того не желая, обеспечил им полную свободу действий в Париже, пообещав сводить ее в библиотеку. Конечно, ей было немного не по себе при мысли, что они вынуждены обманывать добрую сестру Джаккоми-ну, но однажды придет такой день — в этом Элена не сомневалась, — и она признается ей во всем и попросит за все прощения.

К тому времени как Элена прибыла в Париж, у нее уже не оставалось ни тени сомнений в том, что те приступы рвоты, которые ее донимали в конце поездки, вызваны не тряской ездой и не едой, не совсем привычной для ее желудка, а совершенно другим. Ее одновременно и пугало, и восторгало то, что под сердцем она носила ребенка Николо. И все же пока следовало держать это в секрете даже от самого Николо, который не мог оставаться в Париже дольше, чем три недели, после чего был вынужден снова возвращаться домой, во Флоренцию. Он не раз заговаривал о том, чтобы ко времени возвращения ее домой, приехать в Париж и сопровождать ее до самой Венеции, но на это Элена уже пойти не могла. Если бы он узнал, что она ожидает ребенка от него, это могло невероятно усложнить и без того сложное положение, в котором они оказались. Каким-то образом ей самой предстояло решить все вопросы, связанные с ее будущим, а оно пока мирно покоилось в ней.

Конечно, и Мариэтте, и Адрианне не хватало Элены. Ее первое письмо из Парижа на адрес дома Савони на Калле делла Мадонна и было адресовано им обеим. Элена писала о том, что доктор де Буа — маленький толстенький человечек — лечил, главным образом, предлагая в изобилии шампанское и дорогую еду, а также ознакомление с достопримечательностями Парижа под надежным надзором. Все пациентки доктора де Буа были француженки, за исключением Элены и еще трех англичанок. Далее в письме Элена продолжала:

«По утверждению доктора де Буа, большинство женщин впадают в отчаяние после одной-двух попыток забеременеть, потому что страдают нервными расстройствами, находятся в постоянном напряжении и не могут избавиться от него, но, если они оказываются далеко от дома, в другой, более благоприятной обстановке, это обстоятельство способно совершить чудеса, и мне кажется, он стремится увеличить срок лечения на столько, на сколько пациентки согласны пребывать здесь! У него много писем, авторами которых являются благодарные супруги, утверждающие, что зачатие наступило немедленно после возвращения их жен домой. Все здесь воспринимают этого доктора всерьез, и даже ходят слухи, что сама Ее Величество королева обращалась к нему за помощью — он сам никогда не упускает возможность сослаться на королевских наследников, если беседует с вновь прибывшей пациенткой. Поскольку постный стол монастыря, по его мнению, отнюдь не то, что он рекомендовал бы мне, мы с сестрой Джаккоминой питаемся в лучших ресторанах Парижа, что, на мой взгляд, ее вполне устраивает. Мне даже иногда кажется, что она согласилась поехать со мной потому, что очень много слышала о знаменитой французской кухне!»

Далее она продолжала описывать Париж, показавшийся ей большей частью средневековым городом с одними лишь Елисейскими полями, величаво протянувшимися через его центр. Там были сотни лавок, лавочек и магазинов, где можно приобрести любую, даже самую восхитительную шляпку, какую только душа пожелает, но на каждом шагу можно встретить и нищих, и голодных, и убогих, которые, собираясь у дверей монастырей, выклянчивают подаяние. В одной из близлежащих деревень, писала Элена, солдаты жестоко разогнали мирную демонстрацию крестьян, протестовавших против непомерно высоких податей, и в малообеспеченных слоях населения росло недовольство, которое совершенно игнорируется дворянством. Как же все это отличалось от ее дорогой Венеции, где во время карнавала представителей всех сословий общества объединяло одно лишь веселье, этого ни за что не могло быть на земле Франции.

— Может быть, и действительно в этом лечении есть какой-то смысл, — прокомментировала написанное Эленой Адрианна, складывая листок.

— А мне кажется, судя по ее описанию, что это не доктор, а просто какой-то шарлатан, — суховато заметила Мариэтта.

— Может, и шарлатан, — не стала спорить Адрианна, — но у него есть хорошие результаты, и поэтому его можно простить. Когда мы будем писать Элене ответ, должны сообщать только хорошие новости. У нее очень доброе сердце, и она никогда не испытает к тебе черной зависти за то, что ты забеременела раньше ее.

Мариэтта кивнула в знак согласия. Она очень обрадовалась тому, что забеременела, и от всей души желала того же Элене. Стадия тошноты и рвоты по утрам миновала, и она с удовлетворением отмечала, что день, когда она подарит своему Доменико наследника, приближался. Мариэтта ни на секунду не сомневалась, что у нее родится мальчик. Доменико поддразнивал ее за такую уверенность, но она, сама не понимая почему, была абсолютно в этом уверена. Мариэтта понимала и то, что сдержанность Доменико в выражении его радости объяснялась неудачами его прежней супруги, как и его постоянное беспокойство и забота о ней, чтобы она, не дай Бог, переутомилась и лишний раз не нервничала.

Однажды, когда он выразил желание переставить маленькую шкатулочку с принадлежностями для шитья на другой столик, чтобы Мариэтте не пришлось утруждать себя, она рассмеялась и крепко прижалась к нему своим молодым и здоровым телом.

— Посмотри на меня! Неужели ты не видишь, что я бодра и здорова? И поэтому я обещаю тебе, что все будет в порядке.