Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго Страница 78

Дункан запрокинул голову и громко расхохотался, а Элизабет против своей воли, зараженная его весельем, не смогла подавить легкое хихиканье, но тут же испуганно замолчала. Как она могла смеяться, ведь только позапрошлой ночью погиб Роберт. Земля на его могиле еще не высохла, а она катается здесь со своим любовником в темноте и смеется над его шутками. Смена ее настроения была такой резкой, что в глазах у нее даже появились слезы – слезы злости и ненависти к себе самой.

– Прекрати! – крикнула она Дункану.

И в следующее мгновение разрыдалась. Ее тоска так неожиданно и с такой дикой силой вырвалась из нее, что она задрожала всем телом. Охваченная внезапной слабостью, Элизабет почти не могла держаться в седле. Она едва поняла, что Дункан соскочил с лошади и снял ее с седла. Она рыдала над своим горем, а он в это время обнимал ее обеими руками и, утешая, крепко прижимал к себе.

– Он мертв, – всхлипывала она. – Роберт мертв!

На его могиле она не могла выдавить из себя ни слезинки, зато теперь слезы лились целым потоком. Дункан держал ее в своих объятиях, прижавшись своей щекой к ее виску.

– Это все моя вина! – всхлипывая, сказала она.

– Глупости.

– Отнюдь, я не имела права прогонять его! Если бы я только…

– Не надо, Лиззи, – перебил ее Дункан.

– Да ведь это правда! Ночью, когда он… Он же пришел ко мне и хотел… А я… я ему отказала… Я ему отказала, как и всегда в эти два последних года…

Заикаясь и плача, она пыталась объяснить ему, какие отношения сложились у них с мужем, однако Дункан приложил ей палец к губам.

– Тихо, тебе не в чем упрекать себя, так что оставь это!

– Как ты так можешь говорить! Я совершила супружескую измену!

– Дитя мое, уже во время вашего плавания он ни дня не продержался без того, чтобы не коситься на чужие юбки. Я совершенно точно знаю, что он тогда на борту корабля почти ежедневно имел дело с француженками. И не только на «Элизе», но даже на «Эйндховене». Ему пришлось заплатить француженкам столько денег за это удовольствие, что Клер смеется над ним в кулачок до сегодняшнего дня. И от тебя не могло укрыться, что он творил здесь, на Барбадосе. И этим он занимался всегда.

– Роберт был болен, он в этом не виноват!

– Может быть, и так, но факт остается фактом: твой супруг постоянно изменял тебе, пусть даже он стал жертвой своей болезни. Однажды это должно было случиться. В один только этот день в Саммер-Хилле было с полдюжины мужчин, которые имели достаточно мотивов для его убийства.

Элизабет была настолько потрясена, что даже перестала плакать.

– Ты думаешь, что Силия, возможно, вовсе… не сделала этого?

Дункан тихо рассмеялся.

– Лиззи, у всех плантаторов, приглашенных на собрание и на обручение, есть жены и дочери. Или сестры, невестки, племянницы, внучки… А Роберт побывал с ними всеми. Ну, может, и не с каждой, но ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

Элизабет вспомнила о девушке, которая умерла, рожая ребенка от Роберта. Об отце этой девушки, который пытался убить Роберта. Дункан смахнул с ее лба все еще влажные волосы.

– Нет никаких сомнений, что большинство из них с явным облегчением восприняло известие о смерти Данмора-младшего. Причин желать, чтобы его забрала чума или еще что похуже, хватало у всех, в той или иной степени. И у них всех была возможность расправиться с ним. Так что перестань наконец винить себя.

Элизабет задумалась, и через какое-то время ее печаль отошла на второй план. Дункан был прав, еще не доказано, что убийство совершила именно Силия! Возможно, молодая мулатка просто убежала от страха или от стыда, когда Роберт попытался силой получить от нее то, что она не хотела ему дать. Анна рассказывала Элизабет, что у Силии в Саммер-Хилл была довольно спокойная жизнь. «Она была не такой», – говорила Анна, и в ее словах звучала невысказанная горечь, касавшаяся черной наложницы Джорджа Пенна. У Элизабет по коже пробежал холодок, и она невольно поежилась.

– Тебе холодно? – спросил Дункан.

Он крепче обнял ее, и на какое-то мгновение она поддалась его близости, чувствуя себя защищенной рядом с ним. Однако затем, опомнившись, Элизабет словно окаменела. Она опять взялась за старое! Молодая женщина повела плечами, высвобождаясь из его объятий.

– Мне нужно ехать дальше. Уже почти темно.

– В ближайшем доме нам нужно будет попросить фонарь, – согласился Дункан, помогая ей сесть на лошадь.

– Я попрошу фонарь, – сказала она. – И поеду дальше одна. Дорогу я знаю хорошо, и у меня отличное зрение. Я прекрасно вижу даже в темноте.

– Я знаю. – Он удержал ее руку, когда она хотела взяться за поводья. – Лиззи, я хочу видеть тебя.

– Нет, – ответила она.

– Я еще не рассказал свою историю до конца.

– Я больше не хочу слышать твою историю.

– Врешь, – с нежностью произнес Дункан. Он пристально посмотрел на нее и провел большим пальцем руки по тыльной стороне ее кисти. – Лиззи, ты – моя. За это время ты уже должна была понять, что…

– Прекрати! – перебила его Элизабет. – Мой муж только что умер.

– Когда я последний раз лежал с тобой, он был еще жив. Как его смерть может изменить то, что у нас с тобой уже было? – Он отпустил ее руку. – На самом деле ты всегда была моей.

Она больше не хотела слушать его и ударила Жемчужину пятками по бокам. Кобыла пошла рысью, а затем сразу же перешла в галоп. Элизабет придержала лошадь только тогда, когда была уверена, что Дункан уже не может видеть ее.

Когда она добралась до Данмор-Холла, там царила сонная тишина. Не чувствовалось никакого волнения, связанного с восстанием рабов.

В городе, казалось, горело больше факелов, чем обычно, однако здесь, на окраине поселения, все было тихо, как всегда в такое время. Между тем уже совсем стемнело. Привратник почтительно поклонился, открывая перед ней ворота. На ее вопрос он ответил, что хозяин еще не вернулся. От служанки она узнала, что Фелисити тоже нет дома. Юнга с корабля принес известие, что Фелисити останется на ночь у своей подруги Мэри Уинстон. Поскольку Элизабет знала, что Фелисити не особенно любила дочку губернатора, было понятно, что она проведет ночь у Никласа на «Эйндховене». Возможно, она тем самым навсегда потеряет свое доброе имя, однако Элизабет была не в том состоянии, чтобы переживать еще и по этому поводу, не говоря уже о том, чтобы ломать голову, придумывая какие-то оправдания поведению кузины. Ее полностью занимали собственные проблемы. К ее большому облегчению, Джонатан спокойно спал в своей кроватке. Фелисити приказала одной из служанок остаться с ним в его комнатке.

Марта, очевидно, забылась пьяным сном. Домашняя служанка после некоторого замешательства призналась, что хозяйка вечером потребовала дать ей еще больше лекарства, а затем прилегла отдохнуть. То, как при этом служанка потупилась, не оставляло ни малейшего сомнения, какое именно «лекарство» она имела в виду. Элизабет отослала девушку прочь и разделась. Она легла в постель и, слушая равномерное дыхание своего ребенка, попыталась обдумать события последних дней. Однако усталость и напряжение были настолько сильными, что она сразу же провалилась в сон, едва успев задуть свечу. Этой ночью ее сон был глубоким и без сновидений.