Отдай мне сына - Александра Багирова Страница 8

А после сегодняшнего вечера я на грани. Прошлое восстало, чудовищно болезненное, невероятно красиво… Прошлое резало, кромсало, и заставляло судорожно вдыхать запахи былого счастья. Оно издевалось, обвивало колючими шипами, поднимая из глубин памяти то, что убило во мне человека. Оставило лишь прогнившую оболочку.

Но есть Марк, и потому я стараюсь хотя бы внешне выглядеть человеком.

— К тебе посетитель, — Эльвира бесцеремонно входит без стука.

— Угу, — киваю. Сейчас сложно говорить, такое ощущение, что в горле тысячи лезвий, и они режут и режут без остановки.

— Ребенка я уложу, — забирает у меня Марка из рук.

— Ок, — киваю.

— Зря ты туда пошел, — в глазах удушающая пустота. У нее давно уже нет эмоций… завидую. Я бы тоже многое отдал, чтобы перестать чувствовать боль, которая сжирает меня день за днем.

— Отстань, — отмахиваюсь.

Эльвира руководствуется только логикой и холодным расчетом. А я сейчас сгусток нервов. Нам сейчас лучше держаться на расстоянии.

Она уходит. Отворачиваюсь к окну. Смотрю на небо. Черное, пасмурное, ни одной звезды. А ведь выглянет солнце, и небо станет светлее, голубые оттенки озарят мир, пушистые облака, обманчиво нежные, будут проплывать над нашими головами. Это все лживая иллюзия, как и глаза голубки, так похожие на небо… Манящие, притягательные и смертельно опасные. Ночь куда честнее, она не скрывает своей тьмы, а свет — это ложь и обман. Всегда.

— Накосячил ты знатно, Ник, — дверь открывается.

— Пришел мне нотации читать? — не скрываю ехидства в голосе.

— А у меня есть выбор? Кто тебе мозги вправит?

— Поздно, Бодь…

— Ты всех нас под удар подставил, сестру, племянников, — Богдан хмурится.

— Отвали, а, — усаживаюсь в кресло, откидываюсь, смотрю в потолок.

— И имя твоему безумию Василиса, — миллионы ядовитых иголок пронзают тело, меня подкидывает на кресле, только от одного упоминания ее имени.

Эти годы я как на электрическом стуле, приговорен к смерти, но приговор никто не собирается исполнять. Меня поджаривают раз за разом, заставляют корчиться в адской агонии и продолжать существовать.

Так не бывает… не может быть любовь такой. Держать за горло крепко, подчинять себе, истязать день за днем, годами… и не давать даже маленькой надежды на избавление.

— Не надо… — выдаю каркающий глухой звук.

— Ник, не узнаю тебя, — Бодя не унимается. — Столько ошибок, за такое кроткое время. Ты рекордсмен однако.

Сам же не так давно был в моей шкуре. Его битва за любовь длилась одиннадцать лет. Но в отличие от меня, у Бодьки были шансы на победу. Его любимая жива.

Преодолеть можно практически все, только один бой заведомо проигрышный — со смертью.

— Вам ничего не угрожает. Ты за этим пришел? — огрызаюсь.

Злюсь на него, что он увидел мою слабость. Нельзя никому показывать уязвимые места, даже мужу своей сестры. Путь отчасти я ему и доверяю, но душа всегда должна быть закрыта. Это только моя черная пылающая бездна. Никому ее не отдам. Да… я безумец, если лелею даже боль о ней.

— Твой папаша сбежал. И ты считаешь, угрозы нет? — аналогично рычит в ответ. — А я ведь говорил, не верь ему, не ведись. Надо было прибить его, когда он был у нас в руках.

— Он не мой папаша! — тошнота подступает к горлу, при одном упоминании о Льве Ползунове, которого я практически всю жизнь считал своим отцом. А так называемый папаша, сделал все, чтобы тюрьма стала мне вторым домом. Эх… если бы только это… Ползунов сделал вещи куда хуже… И его ждут мучения, так, что будет молить о смерти и избавлении. Точно также как я сейчас, варюсь в своей агонии. Только смерть я не зову, мне есть для кого жить. Есть еще зачем топтать эту землю.

— А что это меняет? Он от этого стал менее опасен? — Бодя морщит нос. Ползунов издевался над его женой, три года держал ее под замком, едва не заставил выйти за него замуж. Хорошо мы вовремя с Бодькой вмешались, поломали гниде планы.

Как там сестрица его называет — таракан. За огромные усы, которые живут своей жизнью. Так он и по сути таракан, живучий и подлючий.

— Я его достану. Занимайся своими делами, — отмахиваюсь. Нет у меня желания с ним говорить. Не хочу никого видеть. Особенно после сегодняшнего дня.

— Ты хоть успел что-то из него выбить, прежде чем он тебя вокруг носа обвел? — еще и издевается гад. Как быстро Бодька забыл, как валялся на дне, пытаясь забыть ту единственную, что проросла в его сердце.

Только ему повезло. Сеструха у меня зачетная. Добрая, ласковая, верная — идеальная женщина. От нее не будешь ожидать ударов в спину. Лиза само очарование, и все у нее на лице написано.

А моя голубка… ангел с виду… белокурые волосы, огромные голубые глаза, в которых паришь на крыльях, и искренне веришь, что летишь в небесах. А на самом деле, ангельская внешность скрывает демонессу, и ты не успеваешь опомниться, как тебя с невинным видом, рассказывая о любви, поджаривают на медленном огне. А голубое небо превращается в дорогу из раскаленных углей. И ты понимаешь это и все равно не сворачиваешь, идешь дальше… позволяя творить с собой все, только бы еще раз прикоснуться, ощутить запах, быть рядом.

Так не бывает… Хочется вопить и призывать на свою голову все муки ада, лишь бы она вернулась. Вытерпеть все, зная, что голубка предаст снова и снова, будет истязать с ангельской улыбкой. Но она не будет. Больше нет… Ее больше нет… И я до сих пор это не принял. Не смог отпустить. Похоронить. Она продолжает господствовать у меня в душе. Там она по-прежнему жива. Она моя…

Кого я обманываю? Она никогда не была моей…

— Дороги ведут к Вадиму, — нехотя признаюсь.

Еще одна скользкая дорожка. Не стоит впутывать Бодьку. Но он знаком с моим братом, вместе меня вытягивали из-за решетки.

— И его жене? — пытливо заглядывает мне в глаза. — Карина, если не ошибаюсь…

— Карина, — киваю.

— Или? — выгибает бровь, поддается вперед. Ох, и любопытный.

— Без или, — отрезаю.

Вспоминаю голубые глаза… не те, совсем не те.

Когда впервые увидел, во мне ожила надежда… я так хотел поверить, что голубка вернулась…

Ползунов взял когтями за живое, словил меня на крючок. Закинул наживку, а я и рад проглотить… Мечта… моя хрупкая иллюзорная мечта, я не даю ей разбиться. Не могу позволить. Пусть голубка живет… хотя бы в моей памяти.

Ползунов сыграл на этом. Указал неверные координаты… запутывал… хотя… зацепка есть, не все просто с этой Кариной. Но главное — она не голубка. В ней нет огня. Она послушная, запуганная, другая…

Василиса бы никогда не позволила вить из себя веревки. Это она мужиков в тугой узел скручивала, но никак не наоборот. И демонеса в ней ни при каких обстоятельствах бы не пропала. Это ее суть. Ангел и демон два облика одной голубки.