Обольщение красотой - Шерри Томас Страница 8

— Я не хочу, чтобы он считал меня слишком развязной.

Но, не успела она подвигнуть Хелену к дальнейшим действиям, как из публики поднялась молодая американка.

— Ваша милость.

Венеция поморщилась от неправильного обращения к герцогу. Герцогов полагалось именовать «ваша светлость».

— Я с большим интересом прочитала вашу статью в «Харперс мэгэзин», — продолжила американка. — В статье вы кратко ознакомили читателей с вашими взглядами на человеческую красоту как продукт естественного отбора. Вы не могли бы высказаться на эту тему?

— Конечно, — отозвался герцог. — С эволюционной точки зрения, красота — не более чем признак пригодности представителя вида к репродукции. Наша концепция красоты проистекает, в основном, из соблюдения симметрии и пропорций, которые, в свою очередь, указывают на физическое здоровье. Черты, которые мы находим наиболее привлекательными — ясные глаза, крепкие зубы, чистая кожа — свидетельствуют о молодости и отсутствии заболеваний. Мужчина, которого влечет к молодой здоровой женщине, скорее даст потомство, чем тот, кого влекут пожилые и больные. Следовательно, наше представление о красоте, вне всякого сомнения, формируется под влиянием тысяч успешных отборов в прошлом.

— Значит ли это, что, когда вы видите красивую женщину, сэр, вы считаете, что она подходит для репродукции?

Все-таки американки редкостные нахалки.

— Нет, скорее я поражаюсь преклонению перед красотой. Для человека с научным складом ума это само по себе тема для изучения.

— В каком смысле?

— Нам с рождения внушают, что судить о людях следует по их характеру. Тем не менее когда мы сталкиваемся с красотой, все, чему нас учили, вылетает в окно. Красота становится единственным мерилом. Что лишний раз подтверждает правоту мистера Дарвина. Мы все произошли от животных, и существуют определенные инстинкты — например, влечение к красоте — которые первичны и превалируют над качествами, привнесенными цивилизацией. Мы романтизируем красоту, чтобы скрыть свое смущение и оправдать тот факт, что мы по-прежнему восприимчивы к ней, несмотря на все достижения современной эры.

По аудитории пробежал ропот, вызванный столь оригинальной и убежденной точкой зрения.

— Означает ли это, что вы не наслаждаетесь красотой, сэр?

— Я наслаждаюсь красотой, но я наслаждаюсь ею так же, как наслаждаюсь сигарой, понимая, что, хотя она доставляет временное удовольствие, она, в сущности, бессмысленна и может даже принести вред по прошествии времени.

— Это очень циничный взгляд на красоту.

— Возможно, но это все соображения, которых заслуживает красота, — невозмутимо отозвался герцог.

— У тебя может возникнуть чуть больше трудностей, чем ты изначально предполагала, Венеция, — мягко заметила Хелена.

— Этот герцог — настоящий смутьян. — Смутьян, к которому Венеция начала испытывать живой интерес, возможно, чуть больший, чем требовалось к предполагаемому зятю.

Молодой человек, сидевший в публике, вскочил на ноги.

— Сэр, если я вас правильно понял, вы, в сущности, заявили, что красивые женщины не заслуживают доверия.

Венеция раздосадовано поморщилась. Герцог не говорил ничего подобного. Он всего лишь посоветовал соблюдать беспристрастность в отношении красоты. Красивые женщины, как и любые другие, должны оцениваться по параметрам, которые не исчерпываются их физическими качествами. Что в этом неправильного?

— Но красивые женщины действительно ненадежны, — отозвался герцог.

Венеция нахмурилась. Только не эта избитая пошлость. Это так же нелепо и нечестно, как приравнивать красоту к добродетели. Если не хуже.

— Красивой женщине прощают любые проступки, пока ее красота не увяла, и ничего не требуют, кроме как оставаться красивой.

Венеция фыркнула. Если бы!

— Но, сэр, наверняка мы не настолько слепы, — возразил молодой человек.

— В таком случае позвольте мне привести вам один поучительный пример. Конечно, он не может служить доказательством, но, когда не существует непредвзятых и неоспоримых мнений — как, например, в вопросах, касающихся человеческой психики, — приходится довольствоваться тем, что есть. Несколько лет назад, проезжая через Лондон, я зашел в свой клуб. Это было в конце августа, когда высшее общество покидает Лондон, разъезжаясь по своим загородным поместьям. В клубе было пусто, только я и еще один джентльмен. Я знал этого человека, поскольку его однажды показали мне как мужа очень красивой женщины. Он упомянул свою жену, добавив, что другой мужчина, связавший с ней судьбу, не может не превратиться в его подобие. Разговор был достаточно неприятным и показался мне бессмысленным, пока спустя несколько дней я не прочитал в газетах некролог. Я навел справки и узнал, что он не только обанкротился, но и задолжал весьма крупные суммы ювелирам. Обстоятельства его смерти были таковы, что чуть было не вызвали расследование.

В голове Венеции что-то звякнуло. Эта женщина, которую герцог явно обвиняет в смерти мужа… Неужели он говорит о ней?

— Не прошло и года, как его вдова снова вышла замуж за очень богатого мужчину намного старше нее. Ходили слухи, что она завела роман с его лучшим другом. А когда он лежал на смертном одре, она даже не сочла нужным ухаживать за ним. Он умер в одиночестве.

Венеция замерла, затаив дыхание. Он действительно говорил о ней, но чудовищно исказил факты. Ей хотелось заткнуть уши, но она не могла пошевелиться. Она не могла даже моргнуть, уставившись на него невидящим взглядом статуи.

Суждение о ее втором браке задевало, но не слишком — она сама помогала распространять эти слухи. Но то, что он сказал о Тони — собственными словами Тони, никак не меньше — намекнув, что Тони не покончил бы с собой, если бы не она…

— Как видите, красота может быть на редкость бессердечной.

Его речь, казалось, замедлилась. Каждый проклятый слог надолго повисал в воздухе, пронизанном мириадами пылинок, сверкавших в лучах прожекторов, направленных на сцену.

— Если вы думаете, что она подверглась осуждению, — безжалостно продолжил герцог, — то напрасно. Ее охотно принимают в обществе и заваливают брачными предложениями. Ее прошлое благополучно забыто и, похоже, никого не интересует. Так что могу только повторить. Мы слепы, когда дело касается красивых женщин.

Последовали другие вопросы, но Венеция не слышала их. Как и ответов герцога, не считая его голоса, невозмутимого, четкого и неотвратимого.

Она не заметила, как лекция закончилась. Герцог покинул аудиторию, и публика начала расходиться. Помещение было пустым и темным, когда она поднялась со своего места, вежливо убрав руку сестры со своего локтя, и двинулась к выходу с высоко поднятой головой.

— Я все еще не могу поверить, что это случилось на самом деле, — сказала Милли, вручив Венеции очередную чашку горячего чая. Венеция понятия не имела, выпила она предыдущую чашку, или чай остыл, и его убрали.