Любовник из фантазий - Шеррилин Кеньон Страница 8

– Ты хочешь сказать, я не могу пожелать, чтобы ты убрался обратно в книгу?

– Боюсь, что нет. – Юлиан медленно поднялся. За долгие столетия такое случилось с ним впервые. Все, кто призывал его ранее, прекрасно знали, с кем имеют дело, и горели желанием провести месяц в его объятиях, используя его тело для собственного удовольствия. И вот впервые он встретил женщину, которая не хотела близости с ним.

Это было почти унизительно.

Неужели проклятие теряет силу? Неужели он наконец-то сможет обрести свободу?

Впрочем, к чему напрасные мечты. Когда греческие боги наказывают, то они делают это изящно и с такой ненавистью, что даже два тысячелетия бессильны растопить их гнев.

Однажды, давным-давно, Юлиан уже пытался бороться с проклятием; тогда он еще верил, что сможет стать свободным. Но две тысячи лет страданий научили его одному – смирению, и, как истинный солдат, каким был когда-то, он принял свою кару с честью.

Он картинно раскинул руки в стороны:

– Можешь делать со мной все, что пожелаешь. Только скажи, и я доставлю тебе любое удовольствие.

– Тогда уходи.

– Этого я сделать не могу.

– Но почему? – Грейс принялась раздраженно ходить по комнате. Ее гормоны пришли наконец в норму, и в голове прояснилось. Теперь оставалось только найти выход. Но как ни пыталась она придумать хоть что-нибудь, ничего не приходило ей на ум.

Что она будет делать с ним целый месяц?

Грейс представила себя в постели с Юлианом. Его волосы накрывают их балдахином, и он погружается в нее все глубже и глубже…

– Мне кое-что нужно… – подал голос Юлиан. Она повернулась и посмотрела ему в глаза.

Как легко было бы сдаться, но это неправильно. Она отказывалась пользоваться им, как… Нет, она даже думать об этом не хотела.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Поесть, – просто сказал Юлиан. – Если ты не желаешь воспользоваться мной прямо сейчас, то я бы хотел поесть. – По его недовольному взгляду Грейс поняла, что он не любит просить о чем-либо.

Только тут она сообразила, что как бы все это ни казалось дико для нее, для него все вышло еще хуже. Каково это, когда тебя выдергивают из привычного состояния и бросают бог знает куда. Просто ужасно.

– Ладно. – Грейс сделала своему нежданному гостю знак следовать за ней, а когда они оказались на кухне, открыла холодильник и позволила ему заглянуть внутрь.

– Выбирай. Что тебе больше нравится?

Вместо того чтобы присмотреть себе что-нибудь вкусненькое, Юлиан отвернулся от холодильника.

– У тебя не осталось пиццы?

– Пиццы?

Откуда он может знать про пиццу? Впрочем, они с Селеной говорили о еде и о том, что хорошая пицца запросто заменит секс.

Грейс покраснела.

– Ты нас подслушивал?

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Раб любви слышит все, что говорят рядом с книгой.

Она почувствовала, что еще немного, и ее щеки вспыхнут огнем.

– Нет у меня никакой пиццы, – буркнула Грейс. Сейчас ей больше всего хотелось засунуть голову в морозильник, чтобы остудить ее хоть немного. – Зато есть немного спагетти с курицей.

– А вино?

Она кивнула.

– Ладно, спасибо и на этом.

Его командный тон чуть не вывел Грейс из себя. Тоже мне Тарзан нашелся. Она терпеть не могла подобных разговоров.

– Знаешь, что, дружок, я тебе не кухарка. Будешь со мной так разговаривать, ничего, кроме овсяных хлопьев, не получишь.

– Овсяные хлопья? – Юлиан удивленно приподняв бровь.

– Ладно, проехали. – Все еще чувствуя раздражение, Грейс достала спагетти с курицей и приготовилась разогреть блюдо, в то время как Юлиан, сев за стол, стал пристально наблюдать за ней. Все-таки жаль, что у нее нет овсяных хлопьев.

– И как давно ты прячешься в этой книге?

Юлиан продолжал сидеть, словно статуя; никаких эмоций, вообще ничего. Если бы Грейс не знала правды, то решила бы, что он робот.

– Последний раз, когда меня призвали, на дворе стоял одна тысяча восемьсот девяносто пятый год.

– Да ладно! – Грейс быстро засунула блюдо с едой в микроволновку. – Тысяча восемьсот девяносто пятый? Ты это серьезно?

Он кивнул.

– А какой шел год, когда тебя поймали в эту ловушку?

По лицу Юлиана пробежала такая неудержимая волна гнева, что Грейс вздрогнула.

– Сто сорок первый до Рождества Христова по вашему летосчислению.

У нее округлились глаза.

– Сто сорок первый до Рождества Христова? Боже правый! Так, значит, ты действительно Юлиан Македонский из той самой Македонии?

Он коротко кивнул.

Грейс медленно закрыла микроволновку и включила ее. У нее путались мысли. Это просто невозможно, потому что такого не бывает никогда!

– А как тебя упекли в книгу? Кстати, у древних греков не было книг, верно?

– Изначально меня замуровали в манускрипт, который позже поместили в переплет, дабы защитить от тлена, – мрачно сказал Юлиан. – А что до причины проклятия, то всему виной мое вторжение в Александрию.

Грейс нахмурилась – для нее все это было лишено смысла.

– Разве наказывают за то, что кто-то вторгся в город…

– Александрия – это не город. Так звали девственницу для Приапа.

Все равно непонятно. Потерянная девственность и жизнь в заточении – что тут общего?

– Ты изнасиловал девственницу?

– Я ее не насиловал. – Юлиан встретился с Грейс взглядом. – Все было по обоюдному согласию, можешь мне поверить.

Да, ему явно не повезло – она видела это по его напряженному лицу. Возможно, ей стоит быть осторожнее в своих расспросах.

Когда Грейс поставила перед гостем дымящуюся тарелку и положила рядом серебряную вилку, нож, бумажную салфетку, а затем налила бокал вина, воздух наполнился божественным ароматом пищи. Все было приготовлено очень быстро, но после того как Юлиан услышал о поезде, фотоаппарате, автомобиле, граммофоне, ракетах и компьютере, он сомневался, что его хоть что-то может удивить. Да и вообще, он уже с давних пор ничему не удивлялся. Все его существование умещалось в несколько сотен дней, затерявшихся в столетиях, но даже в эти дни он должен был делать лишь одно – ублажать тех, кто призвал его. Если чему и научили его два минувших тысячелетия, так это наслаждаться теми немногими радостями, которые выпадали на его долю во время воплощения.

Помня об этом, Юлиан положил в рот спагетти и осторожно разжевал. Вкус оказался просто волшебным. Тогда он позволил ароматам курицы со специями вскружить себе голову. С тех пор как он ел в последний раз, прошла целая вечность, наполненная неутоленным голодом.