Три нарушенные клятвы - Моника Мерфи Страница 8

Или, по крайней мере, крикнет мне, чтобы я остановилась и выслушала его объяснения. Хочу заглянуть ему в душу, в сердце. Стальные стены, которые он выстроил вокруг себя, абсолютно непроницаемы, и я хочу быть единственной, кто их разрушит.

Но он ничего не делает. Абсолютно ничего. Просто отпускает меня, как обычно, не говоря ни слова.

Поэтому я ухожу, не оглянувшись. Мне потребовались все мои силы, чтобы не оглянуться.

Когда я наконец оказываюсь в своей комнате с распахнутыми окнами, впускающими чудесный холодный ночной воздух, и за надежно запертой дверью, я кидаюсь на кровать и плачу. Сильные, болезненные рыдания сотрясают мое тело, пока я прячу лицо в подушку, чтобы заглушить их. Уйти от него – это правильное решение, единственно правильное. Эта круговерть под названием «Колин и я» не имеет смысла. Мои рыдания из-за него так же бессмысленны.

Когда последний всхлип вырывается из моей груди, я благодарна прохладному ветру, который осушает слезы на щеках. И еще больше я благодарна сну, который медленно, но сладко принимает меня в свои объятия.

Я позволил ей уйти и даже не попытался остановить ее. Что, черт возьми, со мной не так? Мне двадцать четыре года, а я веду себя как ребенок. Для меня она – весь мир, а я раз за разом теряю ее. Все делаю вид, что происходящее между нами нереально. Я говорю себе, что это ради ее же блага. Не хочу причинить ей боль.

Бред. Скорее не хочу причинить боль себе. Когда речь шла о бизнесе, я никогда не боялся рисковать, но сейчас речь идет о моей личной жизни.

Забудьте.

Я опускаюсь на кровать: голова моя опущена, локти упираются в колени. Возбуждение давно прошло, сменившись раскаянием, которое сжимает горло и уже грозит удушьем. Она права. Я солгал. Я точно знал, что произошло между нами. Каким прекрасным было это ощущение, как удивительна она была на вкус, и как отзывчиво было ее тело в те несколько секунд, что я прикасался к ней.

Как полный кретин, я оттолкнул ее, притворившись, что не понимал, что происходит, и фактически отгородился от нее в последний раз. Она вышла из комнаты, ни разу не обернувшись, дьявольски горяча в этих задравшихся трусиках, так что была видна ее крепкая попка, и в тоненькой прозрачной майке, позволившей мне разглядеть цвет и размер ее сосков до того, как она отвернулась. Темно-розовые и крошечные.

– Черт. – Я ерошу руками волосы снова и снова, превращая свою голову в какое-то гнездо. Сегодняшний сон не был таким уж плохим. Дэнни звал меня в лес так, как когда мы были детьми. Я погнался за ним и, как обычно, в конце концов потерял его.

И когда понял, что он исчез и больше не вернется, я запаниковал. За несколько лет этот сон приобрел различные варианты развития событий. Мы могли быть маленькими детьми, школьниками или уже такими, какими виделись в последний раз, но заканчивался сон всегда одинаково.

Я теряю его и не могу найти. И, поскольку я ищу везде, то медленно понимаю: он никогда не вернется – Дэнни мертв.

С тех пор, как Джен переехала ко мне, она стала для меня опорой; не задавая вопросов, она приходила ко мне, предлагая поддержку, и я всегда принимал ее, упиваясь этим, а потом делал вид, что ничего не произошло.

Но так больше нельзя. Я должен перестать вести себя как последний трус и поговорить с ней, пока я не потерял ее навсегда.

Встав, я решительно направился к Джен. Я помнил, что на мне одни только трусы. Не самый лучший наряд для серьезного разговора, и ладно. Если мне повезет, возможно, она пригласит меня в свою постель, и мы продолжим с того момента, где остановились.

Именно так.

Ее дверь заперта, но в верхней части дверного косяка у меня припрятан ключ. Я тянусь туда, почувствовав пальцами холодный металл, нахожу, вставляю в замок и поворачиваю до щелчка пружины. Тихонько проскальзываю внутрь, стараясь, не напугать ее, ни, того хуже, разбудить, если она спит.

Очень надеюсь, что она не спит.

Но это не так, и я разочарован. Я приближаюсь к кровати и вижу, что она лежит лицом к окну, укутавшись по самые плечи, глаза закрыты, а губы поджаты. Не раздумывая, как можно осторожней, я сажусь на край кровати, мечтая снова ощутить тепло ее тела. Потянувшись, я дотрагиваюсь до ее волос, позволяя темно-коричневым прядям струиться по пальцам. Она моя полная противоположность. У нее темные волосы, у меня – светлые, ее глаза шоколадно-карие, мои – светло-голубые, это так притягательно для моей извращенной натуры.

Я ее не заслуживаю. И отталкиваю, потому что знаю, что так будет лучше. Но что будет, если мы просто попробуем? Только раз? Я покажу ей, как сильно я хочу ее…

Джен со вздохом переворачивается на спину, и я, убрав руку и затаив дыхание, жду ее пробуждения.

Но она не просыпается.

Повинуясь своему влечению, я ложусь рядом с ней поверх одеяла, обняв ее за талию и притягивая к себе. Закрывая глаза, я прижимаюсь щекой к ее макушке, вдыхая ее аромат и упиваясь его сладостью. Просто быть рядом с ней – достаточно, чтобы успокоить мое бешено бьющееся сердце, мои взбудораженные нервы.

После своих ночных кошмаров я всегда просыпаюсь, задыхаясь от ужаса, а ее противостояние меня и вовсе напугало, и теперь мне снова хотелось сделать вид, что ничего не было.

Но сейчас, когда мы лежим вместе и я прижимаю ее к себе, ко мне возвращается ощущение покоя. Джен прижимается ближе, положив голову мне на плечо, а ее губы почти касаются моей шеи. Ее дыхание струится по моей коже, вызывая волну мурашек, а затем ее влажные и теплые губы раскрываются.

– Ты не будешь отрицать, что на этот раз мы вместе в постели, – говорит девушка тихим сексуальным шепотом, который мгновенно возбуждает меня.

Черт. Я крепко хватаю ее, смещая ее тело так, что она оказывается подо мной, раздвигаю ее бедра, возвращаясь в исходную позицию – именно так все было до того, как я все испортил.

На этот раз я этого не сделаю.

– …и вот что вышло. Я сказала это, и он запрыгнул на меня, словно собирался, ну, знаешь, овладеть мной или что-то в этом роде. По меньшей мере, поцеловать меня. Но он этого не сделал. Он посмотрел на меня, будто у меня выросло три головы, а потом слез с меня.

– Нет!

– Да, – качаю я головой, окунаясь в свою жалкую историю. Но, по крайней мере, я рассказываю ее Фэйбл, которая меня понимает. Кто-нибудь другой, вероятно, просто бы посмеялся. – А перед тем как уйти, он сказал… – Останавливаюсь, чтобы вздохнуть, и понижаю голос, изображая Колина: – «Ты права. Я больше не могу это отрицать». Потом наклонился, поцеловал меня в макушку и вышел из комнаты.

Фэйбл смотрит на меня, широко распахнув свои зеленые глаза и раскрыв в недоумении рот. В любой другой день я бы точно расхохоталась над этой картиной. Вероятно, когда-нибудь мы обязательно похихикаем над этим, потому что и в самом деле прошлая ночь была абсурдной. Нереальной.