Дороже всех сокровищ - Памела Робертс Страница 8

— Ох, Рэнди, какой же ты замечательный человек, — прошептала Молли и тут же воспользовалась его приглашением.

Новый поток слез хлынул из чудесных зеленых глаз. Рэндалл нежно покачивал ее, словно баюкал ребенка. Не поднимая головы с гостеприимного плеча, Молли продолжила свою невеселую исповедь:

— Мы были счастливы вдвоем. Просто идеально подходили друг другу. И не только сексуально, но и эмоционально… Так прошло почти полгода, и я уже начинала подумывать, что, когда Кларенс сделает предложение, не буду колебаться и медлить, а сразу приму его. А потом…

— Что потом, малышка?

— Потом я совершенно случайно узнала, что он давно женат, — еле слышно прошептала несчастная женщина и попыталась еще глубже вдавить голову в его плечо. — Господи, какой же я была дурой! За полгода меня ни разу не удивило, почему он так редко остается у меня ночевать… Почему никогда не приглашает к себе, почему мы почти никогда не встречаемся в уик-энд. Ты способен поверить, что кто-то в здравом уме и трезвой памяти может позволить обманывать себя так долго? И абсолютно ничего не подозревать? Способен?

— Безусловно, — совершенно спокойно ответил Рэнди. — Это свидетельствует только о том, что ты хороший, честный и нравственный человек. Потому что каждый в первую очередь судит о других по себе. Так что твоя ошибка вполне естественна.

— Думаешь? — Молли подняла голову и взглянула ему в глаза. — Ты правда так думаешь?

Господи, до чего же она хороша, подумал Рэнди, а вслух произнес:

— Убежден. На сто процентов. Нет, на двести!

— Интересная мысль… И такая утешительная… Я ведь просто истерзала себя…

— Не надо, — твердо сказал он. — Никогда не терзай себя. Это бессмысленно. И ведет к саморазрушению личности. Не зацикливайся на этом. Скажи мне, что было дальше. Он ушел от жены? Или ты бросила его?

Молли снова уткнулась в его плечо, зажмурилась и еле слышно призналась:

— Ни то, ни другое. Конечно, я какое-то время отказывалась видеть его, но потом… потом приняла… Он наговорил мне обычной в таких обстоятельствах чуши. Ну, что давно не спит со своей женой, что остается с ней только потому, что она смертельно больна и он не чувствует, что имеет право оставить ее на произвол судьбы. Даже то, что лечащий врач прямо сказал ему, что развод только усугубит ее состояние.

— А чем она была больна?

— Я сейчас уже точно и не помню… Едва ли это вообще было так. Впрочем, неважно… Потому что я позволила ему обмануть меня… Нет! Нет, я не имею права так говорить. Потому что это не он, а я виновата. Разговаривала сама с собой долгими одинокими ночами и в конце концов убедила себя, что все обстоит именно так, как он и говорит. Я не могла отказаться от него. Просто не могла. Потому что Кларенс… В общем, у меня никого больше в жизни не было, кроме него. Понимаешь? Ты знаешь, что такое одиночество? Полное одиночество? — Рэндалл отрицательно мотнул головой. — А я знаю. Узнала в двадцать лет. Поэтому-то и боялась потерять Кларенса. Он казался мне надежным якорем… Я даже зашла настолько далеко, что попыталась его дурные качества обратить в достоинства. Говорила себе, что если он не бросает больную жену, то никогда не бросит и меня, свою настоящую любовь. Представляешь? — Он кивнул. — А я нет.

Ты молодец, Рэнди. У меня впечатление, что ты готов объяснить и оправдать любую мою глупость.

С тобой так легко…

— Могу я задать вопрос?

— Конечно… Да, конечно.

— Кого ты тогда провожала? Когда я подошел к тебе?

— Его… — Она ответила так тихо, что Рэндалл не услышал, а, скорее, догадался.

— Кларенса?

— Увы, да… Я позволила ему присвоить почти шесть лет моей жизни. Лучших лет моей молодости. А он бросил меня, как ненужную игрушку… в обмен на место профессора Рокфеллеровского университета. В Нью-Йорке…

— Молли! Не может быть!

— Может… Еще как может! И теперь мне остается только презирать себя… За нерешительность. За глупость. За слабоволие. За то, что не смогла отличить зерна от плевел. За то, что цеплялась за жалкого обманщика целых шесть лет!

О-о-о… — Она застонала как раненый зверь.

— Ну, Молли, ну, прошу тебя, не надо! Он не стоит твоих слез. Да кем надо быть, чтобы обманывать тебя? Такую чудесную, такую… восхитительную, искреннюю? О, Молли, не надо, не горюй о нем… — уговаривал Рэнди.

Через несколько минут Молли вдруг сказала:

— Я уже прошла ту стадию, когда горевала о нем. Теперь… теперь я оплакиваю себя. И проклинаю за то, с какой легкостью разрушила собственную жизнь…

— Полно, милая, полно. Как ты можешь говорить, что разрушила жизнь! Тебе всего… сколько? Двадцать пять?

— Двадцать шесть…

— Всего двадцать шесть? Да твоя жизнь только начинается! Ты наконец-то освободилась от пиявки, которая высасывала у тебя самоуважение и радость существования.

— Да… — неуверенно согласилась она. — Но я упустила время, потеряла возможность сделать ту карьеру, о которой мечтала… И осталась ни с чем…

— Почему?

— Потому что… Господи, ну как объяснить это? Потому что ты должен непрерывно вращаться в дипломатических и приближенных к ним кругах, чтобы пойти по этой линии… А я забросила все и вся, когда переехала сюда. Вместо того чтобы отправиться в Вашингтон, я жила только Кларенсом и для Кларенса… После похорон отца я, по-моему, даже ни разу не встречалась с дядей Джорджем…

— У тебя есть дядя? Со стороны отца?

Молли усмехнулась.

— Нет. Дядя Джордж работал с папой. Он всегда говорил, что поможет мне пробиться, если я захочу… А я… о, Рэнди, я выбросила свою жизнь на потребу сорокапятилетнему бабнику!

Она отвернулась к окну и время от времени машинально отпивала из бокала. Рэнди грустно размышлял о несправедливости жизни. Он отдал бы все на свете, чтобы его полюбила такая женщина, как Молли. А другой, этот Кларенс, не оценил, какое сокровище держал в руках, пренебрег им ради какой-то кафедры, пусть даже в Нью-йоркском университете, но… Такая женщина!

Неожиданно Молли повернулась к нему, провела пальцем по его щеке и заглянула в голубые глаза.

— Рэнди… О, Рэнди… не думай обо мне плохо… Но, пожалуйста… возьми меня сейчас! — выдохнула она.

Рэндалл не поверил своим ушам, но глаза подтверждали, что со слухом у него все в порядке. И его захлестнуло жаркой волной — любви, сексуальной жажды, отчаянной жалости.

Он принял ее в объятия и, неотрывно глядя в бездонный зеленый колодец прекрасных очей, легко коснулся губами ее приоткрытых губ. Молли застонала и ответила на поцелуй — пылко и самозабвенно.

Он подхватил ее на руки и понес наверх, в спальню. Осторожно опустил на прохладные простыни и, не отрываясь от сладостного ее рта, принялся снимать с нее одежду, постепенно обнажая прекрасное молодое тело, созданное для любви. Для бессмертной, пламенной и благоговейной любви.