Колдовское наваждение - Аннет Клоу Страница 8

Феррис повернулся и пристально посмотрел на Патрицию. Ей стало не по себе под взглядом его горящих глаз. Внезапно она обнаружила, что они остались одни под тенью дерева. Его глаза медленно окинули взглядом всю ее стройную фигуру, и она, к своему удивлению, нашла этот взгляд восхитительным. Ни один из ее бывших поклонников не делал ей таких комплиментов и не смотрел на нее таким страстным и восторженным взглядом.

— Патриция, — выдохнул Феррис и направился к ней. Не говоря ни слова, она ринулась к нему, и он сжал ее в своих объятиях. Он впился в нее своими горячими губами. Патриция обессилела и почти не дышала: так сильна была его страсть и объятия. Вдруг она почувствовала, как его стала бить мелкая дрожь, и он еще сильнее сжал ее в своих объятиях.

Какое-то мгновение они не отдавали себе отчета — так были поглощены близостью друг друга. Вдруг одна из лошадей затопала ногами так, что зазвенела упряжь. Этот звук подействовал на Патрицию как выстрел. Она торопливо вырвалась из объятий Ферриса. Они еще какое-то мгновение стояли друг против друга. Затем он решительно проводил Патрицию к экипажу. Они возвращались по Эспланада-аллее, и Патриция, пытаясь держаться бодро, говорила, не умолкая.

— Сюда обычно выезжают гулять все состоятельные креольские семьи. Жаль, что французский квартал быстро теряет свой облик. Здесь остаются только семьи, которые слишком связаны с ним традициями, или те, которым не хватает средств, чтобы переселиться в более респектабельный район. Вот семья моей подруги Полины недавно уехала отсюда. И они очень гордятся, что смогли купить новый, прекрасный дом! А теперь мы возвращаемся в квартал, где я живу. Он находится между Эспланадой и Парковым районом. Это американская часть города. Когда-то между ними была грандиозная конкуренция. Знаешь, Феррис, мой отец — американец, а мать — креолка. А вот монастырь, куда я ходила в школу… Есть легенда, что раньше здесь была таверна, где Джин Лафитт однажды, встретив старых друзей…

— Подожди… Говори помедленнее… Ты совсем заговорила меня. Прости, Патриция, обещаю тебе, что больше навязываться не буду.

Она покраснела, и ее темно-голубые глаза пристально посмотрели в его лицо.

— Кто ты такой, Клэй? — серьезно спросила девушка.

Он нахмурился, и взгляд его снова стал сумрачным.

— Я? Ну, я же говорил тебе, что я — плантатор из Саванны.

— Мне кажется, не только это. Есть в тебе еще что-то такое, чего я никак не могу узнать и разгадать, — сказала Патриция.

Он промолчал, отвернувшись от нее. А когда снова заговорил, его голос стал непринужденным и беззаботным.

— О, да, кое-чем мне приходилось заниматься еще! Я родился, чтобы стать плантатором, но когда вырос, моя судьба изменилась. Я искал золото в Калифорнии и занимался торговлей наркотиками на Востоке. Я сражался в армии китайского мандарина и защищал монархию в маленькой Сербии. Я играл в азартные игры в Европе и какое-то время управлял чайной плантацией на Цейлоне.

Патриция смотрела на него восхищенным и несколько испуганным взглядом и, наконец, неожиданно для себя, снова перейдя на «вы», произнесла:

— А почему же вы возвратились домой?

Он приблизил к ней лицо и, блеснув глазами, ответил:

— Я решил, что вы, милое сокровище, уже не могли не появиться на свет.

Смущение и радость охватили Патрицию, а капитан продолжил скорбным голосом:

— Я так же опасен для вас, как и вы для меня, Патриция. Возможно, лучшим вариантом для нас было бы расстаться и не видеть больше друг друга.

Теперь ее глаза широко раскрылись, и она попыталась проглотить слезы, которые комом подступили к горлу. Сэм подъехал к светлоокрашенному дому. Патриция быстро соскочила на землю, прежде чем Феррис смог помочь ей. Почти бегом она направилась к низкой, кованной железом калитке и, открыв ее, стремительно ринулась к большому дому.

Капитан армии Конфедерации вышел из экипажа и остановился, смотря ей вслед. Когда Патриция закрыла за собой дверь, даже не обернувшись, не взглянув на него, Феррис повернулся и, бросив чаевые кучеру, медленно пошел прочь.

В полночь вдоль низкой железной решетки, окружавшей дом Колдуэллов, крадучись, продвигалась темная фигура. Затем человек затаился в тени магнолий и посмотрел на здание, в котором не светилось ни одно окно. Уже распустились ночные цветы, и тяжелый влажный воздух благоухал прекрасными ароматами.

Как это похоже на Саванну… Он уже забыл, каким сладострастием наполняют воздух эти запахи… А сейчас в памяти ожили бесчисленные ночи, когда он лежал на своей кровати под противомоскитной сеткой, и влажный душный воздух, сдавливая грудь как пресс, мешал ему заснуть.

Это были бесконечно долгие ночи, наполненные сладким запахом жимолости и звонким смехом его матери, раздававшимся из ее спальни, расположенной этажом ниже. Ему вторил низкий, рокочущий бас. Как он тогда в ярости заламывал себе руки! Он догадывался о том, что происходящее в спальне безнравственно и порочит его семью.

В эти мгновения он плакал от унижения и желал, чтобы снизу послышатся голос отца, защищающего свою честь.

Но в то же самое время он был заинтригован, пытаясь представить, что происходит между матерью и ее последним любовником. Он хотел испытать все, что рисовало ему буйное воображение подростка, и кровь бурлила в его жилах.

Талиссия… Прекрасная, чувственная Талиссия Феррис Шэффер, его мать… Раньше он ни разу не встречал женщину, которая могла бы сравниться с ней красотой, вот только теперь — Патрицию.

Сердито встряхнув головой, Эмиль Шэффер отогнал от себя воспоминания и осторожно перелез через низкую решетку. Притаившись в тени деревьев сада, он стал представлять себе план дома. Как и большинство зданий в этом влажном климате, дом был окружен крытой галереей с колоннами. Во всех стенах дома были проделаны узкие окна со ставнями, которые открывались от малейшего бриза и обеспечивали хорошую вентиляцию. Во время бала и визита в дом он заметил, что кабинет и столовая располагались справа от парадного входа, а зал для приемов — слева. За танцевальным залом были две комнаты — конторы. Рабы спали в отдельной пристройке к дому, а спальни членов семьи располагались на втором этаже.

Эмиль вышел из-под укрытия деревьев и перепрыгнул через перила веранды. Стараясь ступать как можно более тихо, он осторожно подошел к окну первой комнаты — конторы. Ставни были захлопнуты. Он потянул ставню на себя и, быстро открыв ее, проскользнул внутрь. Эмиль замер, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Когда глаза привыкли, он различил перед собой небольшой письменный стол со стулом. Было похоже, что они принадлежали женщине, и он решил, что это — контора, где работала Патриция. Очень осторожно Шэффер открыл дверь в коридор, немного постоял, прислушиваясь к звукам, а затем, крадучись, через зал прошел к двери второй комнаты-конторы.

Но эта дверь была заперта. Похоже, именно здесь находится то, что ему было нужно. Там внутри должны быть чертежи, спрятанные от любопытных глаз. Эмиль опустился перед замком на одно колено и, вытащив из внутреннего кармана крошечный инструмент, стал открывать дверь. Старый замок не выдержал, когда на него с силой надавили, и достаточно легко открылся.