Прогулка под луной - Алина Знаменская Страница 8

И она затормошила девочку, затрепыхала. Обрадовалась. Фломастеры упали с коленок и рассыпались по всему полу. Маша бросилась поднимать их, что-то возбужденно рассказывая, а когда собрала фломастеры и протянула их Альке, то встретилась с ее взрослыми глазами. Они смотрели на девушку в упор.

— Маша… — повторила она. — А ты заберешь меня отсюда?

Маша сидела на корточках перед девочкой и не смела отвести глаза. И не могла, не смела тянуть паузу. Да и что тянуть — ей казалось, она с самого начала знала ответ на этот вопрос.

— Да, — просто ответила она. — Но только после карантина. Смотри не вздумай заболеть гриппом!

Маша брела по улицам наугад, не глядя вокруг. Она чувствовала себя опустошенной, как после тяжелой физической работы. Незнакомые места не вызывали эмоций. В конце концов, в Москве трудно не набрести на станцию метро или остановку какого ни на есть транспорта. Ноги вынесут куда-нибудь. В голове не было никакого плана. Хотелось побыть одной.

Она брела мимо длиннющего дома в районе новостроек со множеством учреждений в помещениях первого этажа и машинально читала вывески: «Услуги стоматолога», «Ремонт обуви», «АО „Трикотажница“», «Юридическая консультация».

Ноги остановились сами собой.

Маша три раза перечитала вывеску и только тогда обратила внимание на то, что несколько человек, а именно двое мужчин и женщина, хорошо одетые, стоят на крыльце, собираясь уходить. Видимо, они кого-то дожидались, кто все еще копался в помещении. Маша поднялась по ступенькам, но ее остановили:

— Девушка, мы уже закрываем. Приходите завтра.

— Мне очень нужно. — Она сползла на шепот, с удивлением обнаружив сухость во рту.

И действительно поняла, что ей очень нужно. Ей просто необходимо с кем-то посоветоваться. С человеком, который знает законы. Ей нужно выговориться и получить дельный совет. Сейчас. Сию минуту.

И если все эти люди не захотят ее слушать, она заставит их!

По мере того как росла ее решимость, люди на крыльце тихо удалялись. Женщина первая процокала каблучками мимо поздней посетительницы, мило махнув мужчинам рукой.

За ней следом двинулся солидный мужчина с брюшком, Маша со злостью посмотрела ему вслед. Сытые. Довольные. Никому нет дела до чужой беды.

Тому, кто остался, она преградила путь и сказала все, что думает о чиновниках. Это оказалось не так трудно — мужчина был немолод, невысок и невнушителен в комплекции.

Он с интересом слушал Машину ругань и даже улыбнулся. Затем обернулся к двери и изрек:

— Коллега, тут интереснейший экземпляр. На меня, кажется, наехали. Форменный шантаж.

В дверном проеме появился молодой парень примерно Машиных лет. Волосы надо лбом топорщились, придавай парню вид совершенного мальчишки. Даже строгий костюм и галстук не придавали ему необходимой для юриста солидности.

Теперь оба мужчины, молодой и старый, улыбаясь смотрели на Машу. Маша сразу представила свой свирепый вид: глаза горят, щеки пылают, брызги изо рта во все стороны. Наверное, она выглядит смешно.

— По-моему, мы не можем не принять даму, а, Владик?

— Разумеется. К вашим услугам. — И молодой широким жестом пригласил Машу в контору.

Там они оба устроились напротив гостьи и приготовились слушать.

Она стала говорить подробно, боясь упустить что-то важное. Маша страстно хотела, чтобы ее поняли.

Маленький, тот, который, конечно же, был опытный, потому что старый, вскоре стал ходить по кабинету, потирая руки, переставляя канцтовары на столе. Маша с беспокойством следила за ним. Возможно, просто непоседа.

А возможно — уже привык к чужой боли и не поймет. Привык, что люди идут к нему со своими проблемами и каждый думает, что именно его боль больнее. А поскольку он привык, то ему — все равно? Маша следила за ним глазами и говорила, говорила ему то в лоб, то в затылок. Ведь именно этот был старый и опытный.

Молодой тоже слушал девушку с неподдельным интересом. Заодно — рассматривал. Именно это Маше не понравилось. Когда смотрят, как на картину, ничего хорошего не жди.

Но все-таки Маша пару раз глянула и на молодого. Взгляд у него был теплый. Говори, мол, не тушуйся.

— Теперь я хочу ее удочерить, — закончила Маша. — Научите меня, как это сделать.

Молодой посмотрел на старого. Тот посмотрел в окно.

— Я говорил тебе, Владик, перед нами редчайший экземпляр. У меня с утра было чувство, что сегодняшний день еще преподнесет сюрпризы.

Молодой явно испугался, что девушка обидится:

— Виктор Лазаревич хочет сделать вам комплимент…

— А я не за комплиментами сюда пришла, — отрезала Маша, — и можете не сомневаться: у меня хватит денег заплатить за консультацию.

Реплику, казалось, пропустили мимо ушей.

— Надо же, — сказал молодой, обращаясь одновременно и к коллеге, и к посетительнице. — В моей небольшой практике это впервые. Обычно идут по вопросам наследства, склоки всякие. Из-за бабушкиного шифоньера родные братья ссорятся на всю жизнь. А тут чужой ребенок…

Тут старый повернулся и пристально посмотрел на девушку.

— А может, вас, милая моя, лишняя комната тревожит? Бывает и такое. Дело житейское. Уверяю вас: игра не стоит свеч…

Маше кровь бросилась в голову. Она вскочила, уронив со стола пресс-папье. Молодой тоже вскочил, оглянулся на старого, явно страдая от бестактности сослуживца. Засуетился:

— Вы не переживайте. Я помогу вам. Разумеется. Помогу. Сядьте.

Он поднял пресс-папье. Маша села. Расстегнула куртку — ей стало жарко…

— Я думаю, в вашем случае лучше подойдет не удочерение, а опека. Это и материально лучше. И не так хлопотно. Вы ведь заинтересованы побыстрее забрать ребенка?

— Вот именно.

Молодой опять взглянул на старого.

— Да, это сейчас нетрудно — установить опекунство, — словно нехотя отозвался тот и, подойдя к молодому, уселся на диван. Прямо напротив клиентки.

Маша почувствовала его скептический настрой и насторожилась.

— А вы, красавица, слышали пословицу: «Утро вечера мудренее»? А? Вы сейчас, милочка, взвинченны, обижены, расстроенны. Находитесь в плену у собственных эмоций. Мой совет: придите, покушайте, выспитесь как следует. И крепенько подумайте. Не обижайтесь на старика. Допускаю, что у вас благородный порыв. Он достоин похвалы. Это говорит о ваших душевных качествах. Но жизнь — не порыв, уж поверьте мне. А выдержите ли вы тот груз, который взваливаете на себя?

Маша приготовилась возражать, но мужчина остановил ее жестом:

— Если бы это была ваша родня, пусть седьмая вода на киселе, я бы слова не сказал против, но ведь девочка вам, насколько я понял, совсем чужая. Ох, трудно все это. Вы даже пока не представляете. А я — знаю. У меня две дочери. Уже взрослые, слава Богу. Но что нам с женой пришлось перетерпеть в их тринадцать пятнадцать лет! Это же уму непостижимо. Терпел только потому, что родные. Куда деваться? А тут — чужой ребенок с такой глубокой психической травмой.