Дневник новой русской - Елена Колина Страница 8

– Ты забыл про деньги за июль и август. И за сентябрь бы тоже неплохо.

– Сегодня только восемнадцатое сентября.

– А зато август уже закончился, и июль гоже, – скромно напомнила я.

– Я, между прочим, живу в Германии, а не на соседней улице! Мне каждый раз надо просить, чтобы кто-нибудь передал!… – Сейчас он небрежно переведет разговор на что-нибудь другое.

– А как вообще дела? Как Мурка? Машина-то ездит?

Рассказала про Мурин портфель, новый двор, отваливающуюся дверь в машине. И вскользь, как бы между прочим, напомнила:

– Так ты не забудь про деньги. И за сентябрь тоже. – Теперь надо прикрикнуть. Денис! Ты меня слышишь?!

Почувствовала, как от моего окрика Денис подобрался. Хорошо бы он придерживался этой привычки еще лет десять, пока Мурка не станет сама себя содержать. Или, по крайней мере, не начнет сама для себя просить.

– Откуда у меня такие деньги? За три месяца сразу? – меланхолически задал вопрос Денис. – Ты что думаешь, я миллионер? Может быть, ты считаешь, что моя квартира в дорогом районе ничего мне не стоит? Или два «мерседеса» – их, по-твоему, мне даром дали? А отдохнуть в пятизвездочном отеле надо человеку три раза в год или нет?! А у нас с Аллой вся одежда, даже домашние тапки от Версаче. Ты хоть представляешь, сколько это стоит?!

Когда Денис рассказывает про свои горести, я могу думать о своем. Главное, не забыть громко сочувственно вздыхать. Спросила только:

– Может быть, тапки можно не от Версаче? Давай я здесь куплю Алле тапочки из овечьей шерсти, очень хорошенькие… все экономия…

– Ты не понимаешь, – с ласковой безысходностью сказал Денис, – мы с Аллой обязательно должны быть в тапках от Версаче, иначе все решат, что у меня плохо идут дела…

Я опять вздохнула и сказала, что понимаю.

– Ничего, – с надеждой в голосе проговорил Денис, – когда-нибудь Мура выучится, начнет много зарабатывать и сама будет меня содержать.

– Не хочу тебя расстраивать, но у нее свои планы. – Неприятная часть разговора была закончена, и я уже приободрилась. – Мурка сказала, что будет долго учится, очень-очень долго. После института – аспирантура, потом докторантура, потом профессантура…

Денис вздохнул. Он знает, что его дочь Мура на все пойдет, чтобы не работать, даже на то, чтобы еще лет десять обучаться первым попавшимся наукам.

…Денис вовсе не жадина-говядина, а наоборот, очень щедрый человек – ему ничего не жалко для себя, а когда мы жили вместе, ему было ничего не жалко для меня. Он мог потратить последние деньги мне на кофточки и тут же, абсолютно счастливый, присматривал мне к этим кофточкам новые юбочки. Потому что мои новые кофточки и юбочки были у него «для себя». А теперь у него «для себя» Алла в тапках от Версаче, Муру он любит и гордится, но уже все, она – не «для себя». Мурка – вынужденная статья расходов, вроде счетов за свет и телефон. Платить не хочется, но и сидеть в темноте без телефона тоже не вариант.

Но ведь и я отнюдь не образец бездумной щедрости, сметающей на своем пути все преграды здравого смысла – например, ужасно жадничаю на книги. Когда кто-нибудь просит почитать мою книгу, я прежде всего делаю вид, что не расслышала, потом говорю, что я точно знаю – эта книга потерялась. Если же все-таки приходится отдавать свою книгу в чужие руки, то я моментально забываю всякие приличия и начинаю причитать: «Жалко мне книжечку мою, ой как жалко!» В общем, у меня самой по части жадности рыльце в пушку.

Денис же не виноват, что у него Мурка не для себя… Придется мне просить ласково. Ничего, на то я и мать, – попросишь-попросишь, и выпросишь.

Денис еще раз вздохнул, особым интимным вздохом. Сейчас начнет жаловаться на Германию.

– Как же мне осточертела эта Германия! Тоска, общаться не с кем. Твердо решили – вернемся в Питер.

Денис с Аллой как чеховские сестры, вечно стонут – в Москву, в Москву (то есть в Питер)!… Потому что у нас в Питере театры и вся необходимая им остальная культура. Например, Донцову и Устинову можно купить сразу же, как только они выходят, а так им приходится ждать, пока я пришлю. Женька вот тоже подвывает, что в Германии ужасно скучно, а в плохие минуты кричит – к черту Германию, вернусь домой! Никто не вернется.

Когда Женька переехала в Германию, я решила, что и мне надо, и стала приставать к Денису, что мы должны уехать, ради ребенка Муры, и так далее по списку, что в таких случаях говорят. Он кричал мне, тоже по списку, – что в его пожилые годы за тридцать нечего делать в чужой стране, и что он не намерен все начинать с нуля ради моих нездоровых отношений с Женькой. Не в смысле, что мы лесбиянки, а в смысле, что такие большие девочки, как мы, должны научиться жить в разных странах.

А потом, в результате череды очень сложных драматических событий, которые я сейчас толком не могу припомнить, Денис уехал в Германию, а мы с Мурой остались в Питере. Денис считает, что это я его бросила. То ли отказалась с ним уехать, то ли наоборот, отказалась остаться в Питере.

Зато из Германии дешево звонить, и Женька звонит по нескольку раз в день – то мне, то Мурке. А мы с Мурой частенько гостим у нее и объездили уже все окрестные страны на маленьком дешевом автобусе. Есть такие туры – «Вся Европа за сорок минут», чудная вещь, если у кого мало денег и длинный любопытный нос, который он хочет сунуть в каждый встречный замок или собор.

– Алле привет передай. Пусть позвонит мне вечером. Пока, целую.

Алла и без моего приглашения позвонит. У нее, кроме меня, подруг нет. Алла давно живет в Германии, всех питерских подруг давно потеряла, а новых не нажила. Эмиграция – жуткое дело в смысле дружбы, потому что взрослым людям непросто подружиться, а поссориться почему-то, наоборот, очень легко. Вот ей и приходится дружить с кем попало, даже с первой женой своего мужа. Я с ней тоже дружу, и мы всей семьей – с Муркой, Денисом и Аллой – вместе веселились в НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМ УЖАСЕ – Диснейлэнде.

Именно там, в Диснейлэнде, у меня и открылись на нее глаза – вовсе Алла не мой родственник, как я привыкла считать, а скорее друг или даже просто хороший знакомый…

В Диснейлэнде Алла затащила меня в какой-то поезд, который уходил в небо, хитростью усадила в кабинку и сказала – не бойся, здесь совсем не страшно. А я же вижу и нюхаю – здесь уже кого-то до меня тошнило, и понимаю, что надо спасаться. И тут кабинка ка-ак поскакала по горам, ка-ак заухала жутким воем! Я поняла, что кричать бессмысленно, – все равно не спастись, поэтому я заплакала. Когда мы приземлились, Алле пришлось вызывать местного врача, чтобы он вынул меня из этой чертовой карусели и уговорил открыть глаза.

Иногда я думаю (но только в очень-очень плохие минуты, когда мне кажется, что моя жизнь полностью не удалась), что Алла со мной дружит не потому, что я такая классная первая жена, а потому, что я рассталась с Денисом, а теперь у него – два «мерседеса», квартира в центре Европы и Алла в тапках от Версаче. Я так думала два раза.