И телом, и душой - Екатерина Владимирова Страница 9

Не собирается он слушать эту чушь! Отец ничего не понимает! Никогда не понимал! И сейчас не должен… не имеет права просто…

Александр Игоревич приподнял подборок и заявил:

— Ты просто не хочешь признавать очевидного!

Максим резко повернулся к нему, пронзил его глазами.

— И что же ты понимаешь под очевидным?!

Они так и стояли, глядя друг на друга, испепеляя друг друга этими взглядами, возможно, но, не отводя их. Два упрямца, два привыкших подавлять мужчины, два меча, скрестившихся в бою.

Александр Игоревич тяжело вздохнул и сказал:

— Ты уже не сможешь ее отпустить, — не отводя взгляда от глаз сына. — И это ненормально, Макс.

Максим поджал губы, стиснул зубы. Не сдержался, чертыхнулся в голос, громко и грубо.

Грудь сковало злостью. На отца, на самого себя. От бессилия. От осознания правоты отца во всем.

Макс наклонился вперед, словно нависая над отцом неприступной скалой, с диким желанием в груди доказать ему СВОЮ правоту!

— Я смогу! — сказал, словно выплюнул он, и резко, обернувшись, двинулся к двери. — Смогу, ясно?! — у двери он вдруг остановился, задумчиво посмотрел на отца в упор. — И ты прав, не нужно мне было жениться… Но раз уж я женат… — он не договорил, но эта недосказанность была яснее и понятнее любых слов. И ему самому, и Александру Игоревичу.

Макс наклонил голову и посмотрел в пол.

— Зря ты затеял этот разговор, он ничего не меняет, и ты это понимаешь, — проговорил он, поднимая глаза на отца. — И я смогу обойтись без нее, если захочу! — сказал он твердо, с какой-то слепой уверенностью и затаившейся в голосе злостью и раздражением, и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Александр Игоревич закрыл глаза и покачал головой.

— Не сможешь… Потому что не захочешь никогда.

Не вернуть, не исправить хотя бы на миг

Недопитую грусть позабытых ночей.

В страшной жизни один несмолкаемый крик -

Непонятной любви пересохший ручей!

Елена Горина

Макс злился на отца. Очень сильно. Даже больше, чем просто очень сильно. По правде говоря, так он не злился на него с того самого года, девять лет назад, когда тот заставил его жениться на Лене!

И эта его злость также не могла сравниться с той, что он чувствовал тогда! Ни на долю!

Черт! Сейчас было гораздо… хуже! Да, именно хуже. Чертовски плохо! Так плохо, что хотелось пойти и с кем-нибудь подраться! Или напиться до мертвецкого состояния! Чтобы слова отца, точно острые кинжалы, отравленные истиной, не врезались в его плоть, разъедая и уничтожая его. Всего его. Разбивая вдребезги все его принципы и убеждения. Вновь вынуждая его падать ниц перед обстоятельствами!

Еще раз! Он не мог допустить это еще раз!

И он не мог смириться с тем, что отец… был прав.

Боже, как он был прав! Даже тошно становилось!

Макс провел дрожащей рукой по волосам, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Хотелось вообще исчезнуть. Просто раствориться в неизвестности, и все! Никаких правил, никаких требований, никакого подчинения обстоятельствам, никакой боли…

Макс распахнул глаза и сделал пару шагов в сторону, застыл, засунув руки в карманы.

Черт, отец заявил, что он причиняет Лене боль! Боль!

Макс стиснул зубы.

Да что он вообще понимает в том, что такое боль?! Какого хрена он в этом смыслит?!

Она ЕГО разъедает каждый день! Каждый гребаный день, когда он сидит в своем кабинете и, как придурок, смотрит на телефон, ожидая часа, когда уже можно будет позвонить жене и узнать, где она! Спросить, как у нее дела. Просто для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Чтобы голос ее услышать!

Макс чертыхнулся сквозь стиснутые зубы. А затем втянул в себя воздух и поднял глаза в полуночное небо. Тяжело выдохнул, выпуская изо рта белесый парок. Нахмурился, поджал губы.

Отец был прав! И в этом тоже, черт побери! Прав просто… утопически.

Макс качнул головой, словно отгоняя от себя подобные мысли. Но они уже разъели его кислотой. И то и дело упрямо твердили, как твердил отец. Одно и то же, сводя его с ума, вынуждая поддаваться безумию, на которое он не собирался себя обрекать, подводя к бездне и вынуждая делать последний шаг в пропасть.

И от этого ему уже никуда не деться. Не избавиться.

Он уже зависел от жены. Почти как наркоман. Только тому нужна была доза героина, а ему просто позвонить Лене и узнать, как она проводит день. Чем занимается, и пусть он прекрасно об этом знал. Знать, что она думает, что говорит… Видеть шоколадно-карие глаза и слышать тихий голос.

И еще самая малость, — знать, что она принадлежит только ему одному.

Макс передернул плечами, и понял, что не от осеннего холода, захватившего его в кольцо, а от досады, от бессилия, от безысходности. И раздражения. Да, он был раздражен. Он был почти в бешенстве!

Этого. Не должно. Было. Повториться!

Он не должен был слушать отца. Не должен был подчиняться ему. Не должен был вновь поддаваться обстоятельствам! Снова. Как девять лет назад. Но почти сдался… Почти признал, что отец был прав.

И то, что его негодование вылилось во внешнюю браваду не в счет. В душе он прекрасно понимал, что лжет. Самому себе в первую очередь.

И что это меняет?! Всю его жизнь! Всю его гребанную жизнь, черт побери!

Еще раз?! Ну, уж нет!

Макс резко метнулся от двери, пролетел расстояние в три ступеньки одним прыжком и стремительно направился к машине.

К черту все! Он ни за что не сдастся! Ни за что он не позволит кому-то вновь решать за него!

Макс забрался в салон, громко хлопнув дверью, и откинулся на сиденье, тяжело вздохнув.

Почему его, наконец, не оставят в покое?! Почему даже по прошествии девяти лет его по-прежнему пытаются нравоучать, наставлять на путь истинный, пытаются манипулировать им и управлять?! Пытаются ему доказать, что он живет неправильно?! Что причиняет Лене боль!? Что сам страдает!! Да какого черта?! У него все отлично, мать вашу! Отлично! И Лена тоже не жалуется!

Так почему отцу вдруг вздумалось нравоучать его?! Ему просто надоело так жить!

Всю жизнь, как по заезженной колее! Вновь и вновь, как по кругу!

Он зависим от того, что скажет или подумает отец, как на все отреагирует мама. Черт!

Макс вцепился руками в руль, сжимая его сильнее.

Он даже от Лены стал зависим! Против своей воли стал зависим.

И тут отрицать этого даже не имеет смысла. Зачем?… Ему важно знать, где она и с кем. Как проводит время. Важно знать, что она ждет его, и всегда будет ждать. Простит ему его бесконечные выходки. Важно знать, что когда он придет, она встретит его у дверей и ни о чем не спросит, хотя он мог бы ей так много рассказать! И вот… черт! В ее глазах он прочитает столько боли! В ее чудесных шоколадно-карих глазах — столько боли! Как она только может там помещаться?!