Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй Страница 9

Посреди двора красовался огромный фонтан в виде четырех дельфинов, поддерживавших статую Нептуна. Скорее всего, он создан по образцу Тритона, фонтана Бернини [4]в Риме. Широкие ступени за фонтаном вели к безупречным цветочным клумбам и газонам, уходящим вдаль. Как и дом, который она только что покинула, территория имения красноречиво свидетельствовала об элегантности, вкусе и богатстве.

Трудно придумать более резкий контраст с домом, где она родилась. Ветхое родное жилище имело запущенный вид, пропахло сыростью, в нем гуляли сквозняки. В этом были виноваты недостаток средств и другие, более неотложные потребности. Любой излишек денег родители пускали на благие цели. Генриетту охватила непонятная тоска по дому. Хотя родители безнадежно непрактичны, они всегда руководствовались добрыми намерениями. Для них на первом месте другие люди, несмотря на то что те порой оказывались неблагодарными. Даже собственный ребенок не был для них столь значимым. Однако Генриетта ни разу не усомнилась в том, что родители ее любят. Она скучала по ним.

Она вообще не роптала на свою судьбу.

Генриетта расправила плечи и уселась в ожидавший экипаж, на дверях которого красовался герб, мысленно прокручивая предстоящий не самый приятный разговор с хозяйкой.

Рейф следил за ее отъездом из окна спальни. Бедная Генриетта Маркхэм, вряд ли Хелен Ипсвич поблагодарит ее за попытку задержать вора-взломщика… если таковая вообще имела место. Странно, граф чувствовал себя неуютно из-за того, что позволил Генриетте вернуться одной, точно ягненку на заклание. Но он не пастырь и не обязан отвечать за спасение невинных душ из когтей Хелен Ипсвич.

Когда карета двинулась по подъездной дорожке, Рейф отошел от окна, стащил сапоги и фрак, надел халат. Сидя у камина с рюмкой бренди, он ощутил неуловимый аромат Генриетты, сохранившийся в шелке. На рукаве халата повис длинный каштановый волос.

Да, она приятно развлекла его. Неожиданно для себя граф почувствовал, что она ему желанна. Этот рот. Эти восхитительные изгибы. Но Генриетта уже уехала. Сегодня, но позже, он тоже уедет. Вернется в Лондон.

Рейф отхлебнул глоток бренди. Две недели назад ему стукнуло тридцать. Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как он унаследовал титул графа, и почти пять лет, как он овдовел. Прошло достаточно времени, пора снова брать бразды правления жизнью в свои руки, как все время надоедливо советовала бабушка, вдовствующая графиня. В некотором смысле она права, но, с другой стороны, понятия не имела, сколь неосуществимы ее увещевания. Глубокие душевные раны тому препятствием. У него не было ни малейшего желания наносить новые увечья своей израненной душе.

Рейф сделал еще один столь необходимый глоток бренди. Время диктует. Придется сделать так, чтобы бабушка раз и навсегда отбросила всякую мысль о прямом наследнике, хотя граф понятия не имел, как убедить ее, не открывая неприглядную правду, ставшую причиной его нежелания, ужасную преступную тайну, которая будет преследовать его до самой смерти.

К тому времени, когда экипаж остановился у парадной двери хозяйки, природный оптимизм Генриетты снова дал о себе знать. Что бы ни думал Рейф Сент-Олбен, она хотела предотвратить кражу. Даже если это ей не удалось, она могла описать вора-взломщика, и это, несомненно, определенное достижение. Когда Генриетта вошла, ее встретили со сдержанным волнением. Обычно запуганный ливрейный слуга вытаращил на нее глаза.

— Где вы были? — шепотом спросил он. — Они говорят…

— Миледи желает вас немедленно видеть, — прервал его дворецкий.

— Скажите, что я приду сразу после того, как переоденусь, если вам угодно.

— Немедленно, — твердо повторил дворецкий.

Генриетта поднялась по лестнице с трепетом в сердце. Рейф Сент-Олбен прав в одном — ее рассказ действительно казался неправдоподобным. Напоминая себе одно из изречений папы о том, что правды нечего бояться, Генриетта расправила плечи, гордо подняла голову, но, постучав в дверь, поняла, сколь огромна разница между тем, чтобы рассказать правду и доказать ее.

Сорокалетняя леди Ипсвич, которой на вид было не более тридцати, сидела в своем будуаре. Очень красивая цветущая женщина, она не жалела усилий, чтобы сохранить хрупкую иллюзию прелести юных лет. При выгодном освещении это ей почти удавалось. Нелл Браун, рожденная незнатной, прошла несколько перевоплощений — от актрисы до благородной дамы, жены и матери. Следует заметить, что материнство она впервые вкусила примерно за пятнадцать лет до брака. Этот интересный эпизод знала только она сама, приемные родители ребенка и очень дорогая повивальная бабка, присутствовавшая при родах официального первенца, наследника лорда Ипсвича.

Пробыв в браке семь лет, леди Ипсвич зажила уютной жизнью вдовы. Прошлое навсегда лишило ее доступа в высший свет. Она благоразумно ни разу не пыталась заручиться письменной рекомендацией о приеме в клуб «Алмак». Ее сосед, граф Пентленд, никогда не заходил дальше простых любезностей и едва заметных поклонов. Но как спутница пэра с двумя законными детьми она обрела налет респектабельности, достаточный, чтобы дурачить всех, включая гувернантку, не знавших о ее прошлом.

Упорные же слухи о том, что она, промотав деньги мужа, высосала его жизненные силы, так и остались на уровне слухов. Стареющий лорд Ипсвич умер от инсульта. Тот факт, что это случилось во время особо бурного служения Гименею в спальне супругов, лишь доказывал серьезность отношения леди Ипсвич к брачным узам. От преданности жены его светлость буквально лишился способности дышать. Убийство? Ни в коем случае! Как можно допустить подобную мысль, если не менее пяти мужчин, интимно знакомых ей, молили, причем двое из них на коленях, чтобы она удостоила их тех же наслаждений. До сих пор она им отказывала.

Когда вошла Генриетта, вдова сидела перед зеркалом и при ярком беспощадном свете утреннего солнца занималась туалетом. Столик был заставлен склянками и флаконами с «Олимпийской росой» и «Датским лосьоном» — новыми, призванными сохранить красоту средствами. Кроме того, набор духов от Прайса и Госнелла, баночки с румянами, тушью для ресниц, губная помада, кружева и ленты, расчески для волос, полупустой флакон с настойкой опия, несколько черепаховых гребней, пара щипцов и множество пригласительных билетов.

Леди Ипсвич с тревогой всматривалась в зеркало, только что обнаружив на лбу нечто похожее на новую морщинку. В своем возрасте она испытывала страсть к молодым мужчинам и должна была следить за собой. Совсем недавно один из ее любовников как-то заметил, что неприятный след от ленты, которой она завязывала чулки, не исчез к тому времени, когда она поднялась, чтобы одеться. Ее кожа уже утратила эластичность молодости. Любовник поплатился за свою откровенность, но все же!

Вдова наконец-то осталась довольна своим отражением в зеркале и прической и повернулась к Генриетте.

— Значит, соизволила вернуться, — холодно заговорила она. — Ты не потрудишься объяснить свое поведение и отсутствие?