Счастливый дом - Рут Валентайн Страница 9

Еще раз смерив взглядом свое отражение, она решила, что готова к ужину. Норману придется принять ее такой, какая она есть. Филлис всегда заставляла домочадцев переодеваться к столу. Алисия прекрасно помнила, с каким унынием расставалась с повседневными балахонами, скрывавшими многочисленные изъяны ее фигуры, и облачалась в ненавистные рюшки с воланами, которые мать считала наиболее подходящими для юной девушки.

Не исключено, что Филлис специально подбирала ужасные вычурные платья, в которых дочь смотрелась чучелом, являя разительный контраст ее собственной элегантной женственности.

Ну и что? Теперь ее это не задевает. Зачем накручивать себя? Филлис в могиле, и прошлое похоронено.

Мэлверн навевает слишком много тревожных воспоминаний, и, если Норман не лжет относительно завещания, она избавится от поместья сразу же, как только вступит в законные права наследницы…

Алисия нашла Нормана в маленькой столовой, предназначенной для утренних трапез. Он тоже не стал переодеваться. Значит, старые порядки по боку. А жаль, думала Алисия, окидывая взглядом его стройную атлетическую фигуру в джинсах и свитере. Она не прочь бы позлить его, демонстрируя свою независимость.

— Можно приступать?

Смотрит на меня так, будто примеряется к смертельной схватке, отметил Норман. Он поднял крышку с дымящегося горшочка, который вместе с блюдом картофеля принесла пять минут назад миссис Фирс, и, вдохнув соблазнительный аромат, испытал отвращение.

— Я не голодна, — заявила Алисия. Она взяла со стола бутылку красного вина, налила себе, помедлив, наполнила его бокал, словно желая оскорбить, и отошла со своим напитком к одному из кресел у пылающего камина. — А ты ешь, не стесняйся.

«Стерва!» — едва не сорвалось у него с языка. И кто бы мог подумать, что трогательная, угодливая Алисия превратится в такое… такое чудовище? Но, с другой стороны, кто бы мог подумать, что та самая девочка-женщина — нежная, любящая — хладнокровно прервет жизнь их ребенка, даже не посоветовавшись с ним?

Норман, не притрагиваясь к жаркому, вновь накрыл горшочек и, выдвинув один из стульев, сел лицом к ней. Пора переходить к делу: обсудить детали предстоящих похорон, дать ей точное представление о размерах унаследованного состояния и напомнить об обязанностях в отношении людей, служивших в доме, которые не должны пострадать, если она решит продать недвижимость.

— Значит, вот каким образом ты превратилась в щепку? — с удивлением услышал он свой издевательский голос, говорящий отнюдь не о делах. — Моришь себя голодом? А ведь было время, когда ты лопала все, до чего только дотягивались твои руки.

В былые времена стальной блеск глаз и грозно нахмуренный лоб вынудили бы ее бежать без оглядки. Но нынешнюю Алисию, придется ему усвоить, суровым видом не проймешь.

— Ну прямо-таки уж и в щепку? — Она с вызывающей медлительностью провела ладонью по своему телу, притягивая его взор к завлекающей округлости грудей и грациозному изгибу бедра. — Скажем так, я постройнела, — поправила его Алисия с холодной насмешливостью во взгляде.

Норман с шипением втянул в себя воздух, мысленно обозвав ее теперь уже не стервой, а ведьмой. Маленькая недотепа переродилась в сексуальную особу. Однако он предпочитает пышные формы необычайно сладострастного тела, которое принадлежало ему те недолгие мгновения, когда коктейль из медицинских препаратов и солидной дозы спиртного лишил его самоконтроля, свойственного взрослому человеку.

Воспоминания о той удивительной ночи, которые он на протяжении семи лет беспощадно подавлял в себе, просочились в воображение, и Норман залпом осушил бокал с вином, жалея, что под рукой нет чего-нибудь крепче.

— Вообще-то отсутствием аппетита я не страдаю, уверяю тебя, — вальяжно протянула она. — Просто теперь не ищу в еде утешения, только и всего.

Логичное объяснение, вынужден был признать Норман. В детстве и отрочестве Алисия была обречена на унылое одинокое существование без материнской любви. Учиться ее отправили в пансион и не особенно звали домой на время каникул, советуя не отказываться от приглашения школьной подруги погостить в ее семье. А все потому, что элегантная Филлис не желала, чтобы неуклюжая дочь путалась под ногами, мешая ей наслаждаться удовольствиями новой обеспеченной жизни.

Помнится, как-то летом он приехал в Мэлверн на выходные, в субботу утром, и нашел Алисию в кухне, где та сидела, вся пунцовая от стыда, рот в крошках. В то время как миссис Фирс отчитывала ее за то, что она опустошила целое блюдо со свежеиспеченными булочками.

Норман не желал вспоминать, как тогда защемило от жалости его сердце, как судорожно пытался придумать, чем бы отвлечь ее от унизительной сцены, и в итоге предложил прогуляться вместе с ним по полям, сославшись на то, что ему необходимо размяться после долгого сидения в автомобиле. Он ничего не желал помнить о ней.

Сам виноват, ругал себя Норман. Что называется, напросился. Нечего затрагивать такие личные темы, как ее привычки в еде. Кто тянул его за язык? В руках себя надо держать.

— Все верно. Ладно. — Он бесстрастно, в нескольких словах, ввел ее в курс дела относительно предстоящей траурной церемонии и, не меняя тона, добавил: — Поскольку на похороны матери приехать ты не соизволила, полагаю, сейчас ты здесь только потому, что отчим обсуждал с тобой завещание. Как бы то ни было…

— Не так быстро! — Алисия вскочила на ноги и со стуком поставила почти пустой бокал на стол. Выражение холодной невозмутимости слетело с ее лица. — Во-первых, — начала она, глядя на него сверху вниз, — я была в командировке и не знала о смерти Филлис, пока Леон не прилетел в Бостон через день после похорон. Так что язвительные реплики оставь при себе. А что касается второго замечания, твоя догадка ошибочна: Леон никогда не обсуждал со мной ни своего завещания, ни своего финансового положения.

— Нет? — Черная бровь резко изогнулась, холодные серые глаза наполнились цинизмом. — Что же в таком случае вы обсуждали за обедом во время ваших теплых встреч? На ответе я не настаиваю. Кстати, — продолжил он сухо, с полнейшим безразличием в голосе, — тебе известно, что он сохранил все письма, которые ты присылала ему из Бостона?

Что, черт побери, он имеет в виду? Алисией овладели дурные предчувствия. Похоже, она оказалась права: Леон не сознался в своей подлости. И Норман теперь думает — впрочем, как и тогда, — что она с готовностью бросается на всякого, кто носит брюки.

Столько лет она выжигала в себе всякие чувства к нему и была уверена, что ей это удалось. Единственное чувство, до которого она способна снизойти во всем, что касалось его, — это равнодушное презрение. Он не достоин даже ее гнева.

Вновь овладев собой, Алисия ответила:

— Раз ты нашел мои письма, значит, наверняка знаешь их содержание. Должно быть, через лупу читал, не иначе.

А вдруг и вправду читал? Что с того? Это были дежурные отписки, и то немногочисленные. Она писала, потому что испытывала жалость к одинокому старику, снедаемому угрызениями совести, и потому что ей казалось невежливым не ответить хотя бы пару раз на дюжину его посланий.