Женщины французского капитана - Жаклин Санд Страница 9

Женщина вскочила, опустила руку с сюртуком, а щеткой прочертила в воздухе незамысловатую кривую, как бы расписываясь в невозможности ответить.

– Не стоит мне лгать, – сухо произнес Сезар. – Я слышал, как ты кричала вчера. Ты не немая. Просто не желаешь говорить. Верно?

Покраснев, она кивнула. Виконт прошелся туда-сюда по комнатке, едва не задев свою гостью, и остановился у окна: в тесном помещении о привычке расхаживать придется забыть.

– Я должен доложить о тебе полковнику, – сказал Сезар. – И, по всей видимости, он велит тебе возвратиться в обоз. Ты ведь служишь при обозной кухне?

Еще больше покраснев, она вновь кивнула.

– В том самом кабачке, где я тебя вчера нашел?

Опять кивок.

– Почему говорить не желаешь? Боишься?

Она медленно покачала головой.

– Не можешь после того, что вчера случилось?

Женщина глубоко вздохнула и отвернулась.

– Ладно. Желаешь молчать – молчи. Доложу о тебе, пускай полковник решает.

Умоляюще сложив руки, но не выпуская сюртука и щетки, она бросилась перед Сезаром на колени. Опешив, виконт отступил, однако женские пальцы уже уцепились за полу его мундира. Только что почищенный сюртук, брошенный теперь, печально обнял сапоги Сезара.

– Оставить? – вопрос как будто прозвучал, хотя женщина по-прежнему не произносила ни звука. – Как же я тебя могу оставить, милая? А вдруг ты воровка или того похуже? Да и не позволяет устав офицерам сожительствовать с женщинами прямо на полковничьей квартире.

Незнакомка усмехнулась так, что Сезар сразу понял, что именно она думает о соблюдении устава офицерами французской армии. Поднявшись, женщина взяла сюртук, отряхнула его, повесила на спинку стула, положила рядом щетку и приготовилась уходить.

– Ладно, – сказал Сезар, кляня себя за добросердечие. – Останься пока здесь. Скоро вернется мой камердинер, вот с ним и будешь иметь дело. Посмотрим, что полковник скажет. И сюртук дочисти.

Она просияла, бросилась к виконту с явным намерением то ли снова упасть на колени, то ли руку поцеловать, но Сезару удалось отвертеться и от одного, и от другого. Задумчиво бросив еще один внимательный взгляд на незнакомку, он взял стоявшую в углу саблю и вышел, прикрыв дверь, и как раз вовремя: услыхал, что его зовет первый адъютант.

Коня Флоран добыл отличного: гнедого красавца с коротко подстриженной гривой и белой кляксой на морде. Виконт осмотрел ноги и зубы лошади, провел руками по гладким бокам и видимых изъянов не обнаружил. Конь стоял спокойно, махал хвостом, отгоняя слепней, косил темным глазом и как будто снисходительно улыбался.

– Хорош, – сказал виконт, отступая. – И седло хорошо.

– Рад служить, ваша светлость, – Флоран был чрезвычайно горд собой.

– Неплохо служишь. Если деньги остались, себе возьми.

Судя по просиявшему лицу камердинера, осталось немало, однако Сезар не скупился, как обычно. Флоран и так отправился с хозяином на войну, хотя всю эту военную канитель терпеть не может, пусть хоть на старость скопит.

Но радость камердинера померкла, когда виконт добавил:

– И за женщиной присмотри. Она вернулась.

– Вернулась? – взвыл Флоран. – И вы ее оставили у нас? Да там же… ваша светлость… пистолеты, сундук! А в сундуке-то!..

Не договорив, камердинер непочтительно сунул хозяину поводья и кривой рысью бросился в дом, едва не сбив с ног выходящего полковника.

– А, смотрю, и лошадкой обзавелись, де Моро, – заметил де Дюкетт, одобрительно оглядывая гнедого. – Хорош! Как назовете?

– Да хотя бы и Галахадом, – сказал виконт первое пришедшее в голову имя.

– И славно.

Тьерри подвел полковнику его скакуна, серого иноходца, и де Дюкетт сел верхом. Виконт последовал его примеру, осторожно пробуя шаг свеженазванного Галахада и приноравливаясь к коню. По всему выходило, что покупка удачная. Ай да Флоран!

Пехотные офицеры низшего и среднего ранга во время боя частенько следовали со своими ротами пешком, однако в повседневной армейской жизни лошадь была просто необходима. Особенно адъютантам, в обязанности которых входило доставлять срочные распоряжения и донесения. Зачастую на поле боя адъютанты, являя чудеса храбрости, курсировали от одного командира к другому, чтобы принести важные вести, – занятие неблагодарное и опасное, ибо никто не отменял ни огонь вражеских батарей, ни бьющие без промаха пули. От скорости лошади напрямую зависела жизнь всадника, и Сезар не собирался глупо рисковать своей.

Если его ухлопают на этой войне, Ивейн его с того света достанет. При воспоминании о ней он улыбнулся, но тут же вспомнил о другом деле.

– Могу я обратиться, полковник?

– Что у вас, лейтенант?

Сезар догнал де Дюкетта, который ехал немного впереди, и вкратце пересказал ему вчерашнее происшествие в «Первом бастионе».

Полковнику история не понравилась.

– Отправьте ее обратно в обоз, – сухо распорядился он. – Что это вы вздумали милосердничать, Сезар? Не замечал за вами ранее самаритянских глупостей. Честь дамы – это прекрасно, но у красоток вроде вашей чести не осталось ни крошки. Забудьте о свете Парижа, вы в армии, а здесь обретаются либо жены, либо шлюхи. По правде говоря, зачастую это одно и то же.

Виконт кашлянул.

– Сударь, я не настаивал бы, однако есть у меня некое соображение. Хочу разговорить эту девушку; она работает в месте, куда часто захаживают офицеры, а вдруг и сможет что сказать по интересующему нас делу? – Сезар понизил голос. – Обещаю, на глаза вам она не попадется, а разговорив ее, в обоз отправлю немедля.

– Хм… – полковнику не понравилась такая постановка вопроса, однако возражений он не нашел и махнул рукой. – Хорошо. Только чтоб ни я, ни офицеры нашего штаба эту красотку не видели, не слышали и о ней не знали. Коли станет известно, что я дал подобное позволение, начнется разврат и непотребство. А такого я допустить не могу.

– Благодарю вас, – кивнул Сезар и придержал Галахада, чтобы не маячить рядом с полковником, а ехать вместе с первым адъютантом.

Стрела де Дюкетта попала в цель – действительно, особым милосердием виконт не отличался, к тому же, насмотревшись на отбросы парижского дна, знал, что многие ангельские создания могут оказаться демонами. И все же интуиция говорила, что он поступил правильно. Успокоившись, Сезар принялся с любопытством оглядываться по сторонам.

Полковник и его сопровождающие направлялись в центр города, где временно, до завтрашнего дня, расположился штаб союзной армии. Евпатория кипела, словно котел с куриным супом. У Сезара в глазах рябило от разноцветных курток и мундиров – англичане носили красное, французы синее, а турки щеголяли зелеными кушаками и тюрбанами, намотанными на фески. Маршировали мимо регулярные французские части; солдаты месили пыль, лихо сдвинув на макушки красные фуражные шапки с козырьком, без подбородного ремешка. Сверкали бляхи с номерами полков. Группа солдат, расположившись кружком, занималась чем-то непонятным, обратившись за разъяснениями к де Симону, Сезар узнал, что пехотинцы чернят выданные уже на случай холодов гетры из коровьей кожи. Промаршировали солдаты одной из центральных рот третьего батальона, во все горло распевая песню и потряхивая желтыми помпонами на шапках, следом прошли несколько алжирских стрелков в белых тюрбанах. У стены полуразрушенного дома пехотинец, присев на камни, лениво застегивал костяные пуговицы на холщовых гетрах. Сезар осматривался, впитывал, запоминал детали, которые будто бы зазвучали для него особой музыкой, от которой сильнее забилось сердце.