Авантюристка. Возлюбленная из будущего - Наталья Павлищева Страница 9

Но что-то подсказывало мне, что этой ночью я не вернусь во флигелек на улице Вожирар. Почему? Не знаю, интуиция обещала какие-то значимые события.

К моему несчастью, за первым туром танцев последовал ужин, якобы легкий и почти семейный (человек на сто всего-то!). Одна мысль о том, что мне предстоит увидеть и услышать в следующие часы, вызывала тошноту.

– Не стоило приходить…

Мари поморщилась в ответ на мое замечание:

– Терпи, не то решат, что ты беременна.

Вообще-то, стол был роскошен: перепела и куропатки, тетерева и голуби, фазаны и цесарки, фаршированные зайцы, жаркое из козленка, оленина, кабаньи головы, телячьи ножки, приготовленные каким-то особым способом, самая разная рыба, устрицы, моллюски, немыслимое количество супов и закусок, огромные вазы с фруктами, пирожными, марципановыми фигурами, вино, компоты, мороженое, быстро начавшее таять…

Но, заметив, что слуга, подававший тарелку с супом сидевшему напротив кавалеру, умудрился окунуть в него палец, я быстро от блюда отказалась, хотя уверенности, что все остальное приготовлено с соблюдением санитарных норм (каких?!), у меня не было. Нет, лучше не думать и постараться, чтобы никто не заметил, что я не ем. А еще лучше просто взять виноград или кусочек дыни и жевать потихоньку.

Я так и поступила.

А вокруг меня разодетые и обвешанные драгоценностями придворные с шумом втягивали в себя устриц, спокойно вытирали руки о скатерть, разговаривали и даже смеялись с открытыми ртами, ковыряли вилками в зубах… Кроме того, во дворцах никакой вентиляции, а потому смесь запахов была просто ужасающей. Вино, рыба, устрицы, жаркое, соусы, чеснок, лук, многочисленные приправы и сладости и над всем этим запах пота, духов и анисовых пастилок, которыми активно зажевывали съеденное и выпитое.

Великая Мадемуазель что-то фамильярно говорила королеве почти на ухо. Неужели она не знает, что Ее Величество терпеть не может ни фамильярности, ни того, чтобы к ней прикасались? У Анны Австрийской страшная аллергия на все, что угодно, она не переносит трения о свою кожу даже тонких полотняных тканей, носит только шелковое белье и спит на шелковых простынях, а кружева на ее одежде всегда пришиты так, чтобы как можно меньше задевать нежное тело. Конечно, со временем даже она привыкла, но все равно я заметила, как поморщилась королева, когда жесткое кружево воротника племянницы задело ее оголенное плечо. Ох, несдобровать Мадемуазель, а заодно и ее папаше Месье!

Так и есть, не успели придворные проглотить всех устриц и запить тонну марципана цистерной компота, а Ее Величество вдруг отбросила свою салфетку в сторону:

– Благодарю за ужин. Вынуждена вас оставить, у меня сегодня мигрень.

Королевская мигрень привела всех в полное замешательство, в первую очередь, конечно, самого виновника торжества.

– Ваше Величество, мы хотели показать балет… и танцы будут…

– Достаточно того, что мы уже увидели и услышали.

Оставалось только гадать, что же такого сказала Великая Мадемуазель Ее Величеству, что королева вдруг прервала ужин.

Придворные с сожалением стали расходиться. Это была катастрофа, потому что Месье на многое надеялся, как и Великая Мадемуазель. Столь откровенное небрежение королевы означало настоящую опалу, ведь в опале можно быть не только в ссылке, вот такая, когда откровенно подчеркивают недовольство, еще хуже.

Наш дядюшка отсутствовал в Париже, потому мы с Мари приехали вдвоем, как ни напрашивалась Марианна, ее оставили дома с презрительным «мала еще!». А вот старшая из сестер Олимпия была со своим мужем герцогом Суассоном, который, впрочем, куда-то удалился. Олимпия мало интересовала меня, если бы рядом с ней не стоял… герцог де Меркер!

– Мари, смотри!

– Пойдем, попрощаешься.

Что было бы, не заметь я Людовика рядом с Олимпией или реши Мари, что нам вовсе ни к чему подходить к родственнику? Моя судьба сложилась бы совсем иначе, я бы просто вернулась в свой Париж… Но человеку не дано ни предугадать, что произойдет в следующую минуту, ни узнать, что было бы, если бы произошло иначе…

Олимпия тоже не слишком любила Великую Мадемуазель, а потому с готовностью принялась тихонько обсуждать с Мари ее провал. Мы с герцогом поневоле оказались почти наедине, если так можно сказать о толпе вокруг. Я решила воспользоваться представившейся возможностью пообщаться и не придумала ничего лучше, как… прочитать строчки из 66-го сонета Шекспира! Когда-то эти строчки мне читал сам герцог, только тогда я была Анной де Плесси, и Людовик де Меркер учил меня фехтовать.

– …мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье

И совершенству ложный приговор…

Людовик с изумлением вгляделся в мое лицо:

– Мадемуазель, вы знаете Шекспира?

Я усмехнулась:

– Шекспира – нет, но его произведения знаю. Это 66-й сонет. А вы знаете?

Герцог продолжал задумчиво изучать мою физиономию.

– Почему-то мне кажется, что вы на кого-то очень похожи… Словно мы с вами раньше встречались…

Мне пришлось глубоко вдохнуть, чтобы не закричать от восторга:

– Вспоминай же!!!

Вмешалась Мари:

– Герцог, Гортензия снова читает Шекспира? Это ее любимый поэт. Несколько мрачно для юной девушки, вы не находите?

Очарование узнавания было рассеяно. Мари болтала с Людовиком, а я старалась не допустить на глаза слезы злой досады. Впрочем, это длилось недолго, слуга доложил о нашей карете.

– Мадемуазель Мари… Мадемуазель Гортензия… вы прекрасно читаете стихи Шекспира, но ваша сестра права, найдите что-то более подходящее для вашего юного возраста.

Я не сдавалась:

– Что вы посоветуете, герцог?

Мари снова вмешалась:

– Я вам, сестра, подскажу. Герцог, когда вы намерены ехать в Экс?

– Через несколько дней, как только завершу еще одно срочное дело.

– Поцелуйте за нас племянников.

В карете я сидела мрачней тучи.

– Ну, и что ты бесишься?

– Он почти узнал меня, Мари!

– А если бы узнал без почти? Ну, объясни, на что ты рассчитывала, читая ему Шекспира, что он вспомнит Анну де Плесси? Вспомнил – и что? Как ты ему объяснишь, что это ты и есть, что это ты восемнадцать лет назад в облике блондинки лет двадцати крутила с ним роман?

Я сникла, Мари права, во всем права. А та продолжила возмущаться:

– Как могло Арману прийти в голову снова отправить тебя сюда, да еще и в облике Гортензии?!

– А если бы я снова была Анной де Плесси?