Сколько раз приходит любовь - Серж Жонкур Страница 9

Да, действительно, можно сказать, что Интернет — это большая семья. И это прекрасно. Мы спрашиваем друг у друга новости, не теряем друг друга из виду полностью, вызываем время от времени, и мы все здесь со своими ветреными сердцами, которые разлетаются как листочки по ветру — каждому по листочку, мы растрачиваем себя заранее, что же до любви, до настоящей, это было бы здорово, и если бы не географические трудности, мы виделись бы, виделись бы часто, но Франция такая большая страна, с такими расстояниями, тут уж ничего не поделаешь… Надо же, а вот и Эльза со своими стихами и словами песен, она все мне пишет в стихах, поэтому письма получаются не очень длинными и легко читаются, в рифму читается быстрее, единственная проблема — она живет в Марселе, а я в Шалоне. В том, что на Соне.

Мы встречаемся раз в три дня — так решила она, так ее устраивает. Она говорит, что чаще все может быстро надоесть. Однако при каждой встрече она мила и нежна, похоже, что влюблена, по крайней мере мне так кажется, — влюблена раз в три дня. Ее магия в том, что она то здесь, то исчезает, в этом ее сила и власть, и я ничего не могу поделать, это как пытаться удержать волну — вода все равно просочится сквозь пальцы. Каждый раз я предлагаю ей встретиться на следующий день, но она отвечает мне сочувственной улыбкой, почти сердится на то, что я спрашиваю ее об этом, и в утешение гладит меня по щеке. Но ночь, которую мы проводим вместе, — это ночь любви: целая ночь, она засыпает на моем плече, пальцами ног ищет мои ноги, не отрывается от меня, и я ощущаю ее всю. Чаще всего мне совсем не удается заснуть. Правда, я привык спать в постели один, с берушами в ушах, завязав глаза темной повязкой, и, поскольку при ней я этого не делаю, сон ко мне не идет.

Утром за завтраком она бросает на меня нежные взгляды, ее улыбка обещает, что это на всю жизнь, но как только я прошу снова увидеться вечером, она не отвечает, замыкается, долго крутит ложечку в чашке шоколада, и я чувствую, что она недовольна. После этого мы молча спускаемся по лестнице, проходим по улице до ее скутера, она достает из сумочки маленькое зеркальце, делает непроницаемое лицо, надевает шлем и устремляется куда-то в другое место. Весь день потом я удерживаюсь от желания позвонить ей, но если и звоню, она плохо к этому относится. В любом случае не отвечает. Она энергична, активна, у нее полно друзей, встреч, много обязанностей, насколько я понял, — у нее нет времени, и то время, которое она уделяет мне, это единственное, что она оставляет для себя, и мы проводим его вместе. Я пытаюсь занять место между ее работой и обедами, между ее тайнами и потребностью оставаться одной по вечерам, между тем, что я знаю о ней, и тем, чего не знаю. Не то что она все решает, но именно она задает нашим отношениям ритм и темп, а я только следую за ней. Иногда вечером, когда я никуда не иду и жду, что она позвонит, я представляю ее в этом другом месте. Я не чувствую, что она безразлична, но она далеко, отсутствует, и она решительно не для меня. Вечером следующего дня, обычно поздно, я заранее знаю, что получу ее эсэмэску, забавную и лаконичную, как ироничный всплеск, она меня спросит, как я поживаю, почему не подаю признаков жизни, не забыл ли ее… Не то что она меня поддразнивает, нет, и не манипулирует мною — просто наши отношения следуют ее настроениям, ее намерениям, ее желаниям. Именно так. Мы ведомы ее желаниями. Тогда я ей отвечаю, притворяясь равнодушным, не показывая своей игры, скрывая свой страх улыбкой, но все же даю понять, что очень хочу ее видеть. Как только встреча назначена, обычно на ужин следующего дня, страх начинает нашептывать, что в последний момент она ускользнет, отменит свидание. Собирая остатки гордости, я выбираю какой-нибудь ресторан и предложу встретиться, скажем, в восемь часов, чтобы хоть что-то решить самому. После бесконечных секунд ожидания, опять же через эсэмэс, она мне ответит, что да, согласна пойти туда — почему бы и нет, этот или другой, неплохая мысль, но все же в 21.30. И только тогда я смогу спокойно заснуть с удовлетворением мужчины, получившим согласие женщины; я буду один, но весь остаток вечера буду чувствовать себя почти так же хорошо, как если бы она была здесь, рядом; впрочем, я лягу спать поздно, ведь даже просто ощутить, что мы снова близки, хотя сейчас она не со мной, — это для меня удовольствие, от которого я никогда не устаю. Я лежу в темноте, представляя, как кладу свою голову между ее ног, и даже позволю себе раз двадцать взглянуть на телефон, чтобы проверить, не прислала ли она мне в два часа ночи еще записочку, пару слов, последний знак внимания, — вдруг я что-то пропущу? Но нет, ничего. Неважно. Завтра мы увидимся. Это главное. В отношениях двоих самое главное — это знать, что встреча будет, это базовое данное, условие sine qua non [2]— знать, что мы снова увидимся, а без этого, если этого нет, если нет даже уверенности, что встреча состоится, тогда больше нет ничего, время превращается в ад, и этому нет конца.

Иногда ночью, могу в этом признаться, я даже засыпаю с телефоном в руке, чтобы сохранять контакт — а вдруг?.. Тихий радующий душу зуммер, сообщающий, что пришла эсэмэс, чистый приятный перелив… Это вовсе не мучение — спать, зажав телефон в кулаке, нет, я считаю это блаженством — держать что-то, что связывает с другим, это лучше, чем безнадежно пустые руки. И одновременно нет ничего ужаснее — ждать телефонного звонка, как ждут Богоявления, пасть так низко, чтобы ловить признаки жизни другого с целью убедиться, что ты сам еще жив. Какое убожество выпрашивать порцию внимания, проходить через все синонимы отчаяния, погружаться в молчание другого, хвататься за волосок…

Но я не хочу рисковать, не хочу пропустить малейшую возможность иметь ее на другом конце виртуального пространства. Вдруг она позвонит в три часа ночи и вдруг спросит, как я себя чувствую, — и я буду счастлив ответить ей. Однажды так уже было: она прислала мне эсэмэску под утро, в половине пятого. Я прочел ее только часов в восемь, когда проснулся. Она мне писала, что пьяна, что слишком много выпила и будет в плохой форме завтра, в воскресенье, когда мы должны были пообедать вместе, в общем, встречу она отменила, но осталось это послание, она даже написала в конце: я тебя люблю, в первый раз она это сказала, это «я тебя люблю» было первым и единственным, никогда она мне этого не писала и не говорила, и я прекрасно помню, я сохранил это сообщение, оно до сих пор у меня среди всех ее эсэмэсок, которые я храню, — все мои жалкие трофеи. То воскресенье было для меня совершенно пустым без нее, но все наполняло это «я тебя люблю», оно звучало весь день, и не только тогда, когда я перечитывал ее послание. Я звонил ей раз пять, но она не ответила. Однако она сказала: «Я тебя люблю», по крайней мере, написала, хотя и была пьяна, но все же это пришло ей в голову, вырвалось у нее — может быть, именно потому, что была пьяна. В любом случае, это «я тебя люблю» было как кусок хлеба, который я держал во рту, я его смаковал, прежде чем снова перечитать, оно было моей слюной, прежде чем проглотить, это «я тебя люблю».

По сути, она правильно делала, что оставляла меня одного, позволяла мне насладиться отсутствием. Любовь каждый переживает отдельно, любить — это исполнять сольную партию, любовь — это движение внутри себя, любить — это переживать кучу всяких вещей только в себе, любить — это светиться внутренним светом, который зародился от двоих и который всегда здесь, даже если ты один.