Загадка кольца с изумрудом - Лорен Уиллиг Страница 9

На том сказка кончилась. Едва стихла музыка, Мэри оказалась окруженной другими поклонниками — так заросли ежевики окружают замок Спящей красавицы. Поутру Джефф отправился по спешным делам Лиги во Францию, оставив воспоминания о Мэри вместе с томиками стихов да собранием гравюр из эпохи Возрождения — неподдельными прелестями, истинным спасением в мире лжи и безумия. За несравненную Мэри он пошел бы на смертный бой. Прекрасный образ, озаренный сотней плачущих свечей, указывал ему верный путь в мрачном парижском подполье.

Не чудо ли, что три года спустя Мэри все еще оставалась в девицах? Не удивительно ли, что из всех мужчин в Лондоне предпочла его, Джеффа?

Само собой, он знал, что считается в обществе женихом весьма и весьма завидным. Наследник богатых имений, нимало не тревожимый честолюбием несуществующих младших братцев. С титулами, почетом, состоянием — и не лысый! Впрочем, свои ли на голове у холостяка волосы, нисколько не заботило толпу сводниц-мамаш, что не пропускали ни единого лондонского бала. Будь он хоть кривоногим карликом со скрюченными руками, выдать за него любимую дочь мечтала бы едва ли не каждая мать. Виконты ценились на вес золота, даже в Мейфэре.

И вместе с тем Джефф понимал, что совсем не похож на тех щеголей, что величавой поступью вплывали в бальную залу, заставляя взбудораженных красоток терять голову. Он не плавал, а ходил. И никогда не строил из себя повесу, не приостанавливался картинно на пороге, не пытался научиться раздевать дам медленным томным взглядом.

Джефф старался, напротив, оставаться в тени и не лезть на глаза. Привыкший к покою в безмолвных коридорах фамильного дома, стройный, с неброскими чертами лица, он был лишь рад, что не привлекает к себе особого внимания, не выделяется в толпе и не западает в память. Майлз, что в своих потугах стать менее заметным напоминал слона, напялившего на голову абажур, как-то с обидой заметил: Джефф без всяких усилий прошмыгнет, словно невидимка, куда угодно.

— Дорогой мой мальчик, — ответил на это сэр Перси Блейкни, с добродушным видом поправляя монокль, — да ведь наш Джеффри, ей-богу, настоящий принц теней!

Так Джефф и шагал тенистой тропой, собирая сведения, срывая планы французов да расширяя по всему континенту сеть надежных подручных. Если Ричард не боялся сталкиваться лицом к лицу с опасностью, а Майлз был сам не свой от удовольствия, когда ему выдавался случай прикончить француза собственными руками, то Джефф работал, никому не попадаясь на глаза, тем и был силен. Он занимался любимым делом, мог положиться на друзей и находил отдых в чтении. Посему чувствовал себя вполне счастливым.

Пока не повстречал Мэри Олсуорси.

Отдав нарочному письмо, лорд надел перчатки для верховой езды и сошел по ступеням. Конюх подвел ему жеребца — оседланного, готового тронуться в путь. Конь был не слишком доволен, что его среди ночи вывели из теплой конюшни, и даже не подозревал, сколь великая честь ему выпала.

Джефф предпочел бы, как подобает, явиться со шляпой в руке к отцу Мэри, торжественно пообещать, что он, Джеффри Пинчингдейл, сделает все, что в его силах, дабы Мэри была счастлива, и напечатать о своей предстоящей свадьбе в «Таймс». После съездить в Глостершир и побеседовать со своей матерью — тут уж без церемоний, хотя исход разговора был так же очевиден, как последствия встречи со стариком Олсуорси. Леди Пинчингдейл полагала, будто имеет право распоряжаться судьбой единственного выжившего сына, словно Бонапарт, который свято верил в свою миссию управлять всей Европой. Джефф представлял себе, как мать примет новость: поднимет шум, обрушится на него потоком обвинений. Тогда скандал, что она устроила, узнав об отъезде сына во Францию, покажется сущим пустяком. Впрочем, рассуждал сам с собой Джефф, подобного рода неприятности неизбежны, как преграды на пути героев из старых книг. «Выдержу неделю материнского гнева, тогда можно считать, что я заслужил счастье владеть своей принцессой».

Однако в минувшую пятницу, когда лакей носил в повозку вещи для воскресной поездки в Суссекс, привезли записку от Мэри с четырежды подчеркнутой пометой «срочно». Теряясь в страшных догадках, Джефф тотчас велел распрячь лошадей и разгрузить экипаж и помчался в парк.

Предусмотрительно отослав подкупленную служанку на расстояние трех деревьев, Мэри сквозь слезы промолвила:

— Все кончено.

— Не тревожьтесь так, душа моя, — пробормотал Джефф растерянно. — Наверняка все не столь ужасно.

Мэри поспешно отвела взгляд, вся съеживаясь, точно увядший тюльпан.

— Ужаснее не может быть!

Продолжительными мольбами и уговорами Джефф упросил-таки возлюбленную отнять от лица руки и поведать ему, как выразилась Мэри, «горькую правду». Мать и отец, объяснила она, задумали без промедлений выдать ее замуж.

— Таковы уж принятые в обществе правила, — ответил Джефф почти весело. — Что ж, раз им так хочется, давайте порадуем стариков.

— Вы хотите на мне жениться?

— Вы в этом еще сомневаетесь? — ласково произнес Джефф, думая, до чего же она мила и даже не догадывается, сколь могущественна ее красота. Какое чудо!

Мэри опустила темные ресницы.

— А как же ваша матушка? У меня ни знатной семьи, ни богатого приданого… Что, если она будет против?

В этом можно было не сомневаться. Мать Джеффа только тем и занималась, что старательно следовала правилам высшего света да тряслась за свое здоровье. Джефф уже видел, как она, узнав о его намерении жениться, прикинется больной и объявит, что вот-вот умрет. Потом, если «смертельный недуг» не поможет, разразится воплями, что будут слышны в Лондоне, а может, и в самом Эдинбурге. Миссис Пинчингдейл в минуты, когда забывала о своем слабом здоровье и расшатанных нервах (или слабых нервах и расшатанном здоровье? Джефф вечно путал), обнаруживала столь редкую способность горланить, какой позавидовал бы владелец своры гончих.

— Матушка скорее всего будет против, — не кривя душой, сказал Джефф, — но помешать мне не в ее власти.

— О! Если бы мы могли обвенчаться теперь же! — Мэри вскинула обтянутые перчатками руки. — Вы клянетесь, что любите меня, но ведь пойдут толки… и опять же ваша матушка… Вдруг в последнюю минуту вы передумаете?

Джефф, улыбаясь краешком рта, прикоснулся к ее руке:

— Никакие силы не заставят меня передумать, уж поверьте.

Мэри отошла на два шага и внезапно остановилась. Изящная девичья спина содрогнулась под тонким синим муслином.

— Нет, я этого не вынесу… Не доживу… — Ее голос оборвался.

Улыбка растаяла на губах Джеффа. Приблизившись к невесте, он взял ее за руки и с настойчивостью спросил:

— Что мне сделать, дабы вы поверили, как я привязан к вам? Сколь высоко вас ценю и уважаю?

В ответ из груди Мэри вырвалось сдавленное рыдание. Покрытая шляпой головка качнулась, по восхитительной точеной щеке покатилась трогательная слезинка.

Джефф поступил, как поступает всякий нормальный мужчина, когда видит перед собой плачущую женщину. Стал обещать. Все, что приходило на ум, лишь бы вновь увидеть, как она улыбается. Он был готов привезти ей перо птицы-феникса с самого края земли, главу Иоанна Крестителя на блюде, драгоценности, меха, положить к прелестным ножкам исчезнувшие с лица земли города, только бы больше не видеть слез возлюбленной.