Девичник - Карен МакКаллах Лютц Страница 9

Грей обнял Зейди за плечи и посмотрел на Мэвис:

— Не возражаете, если я одолжу у вас Зейди на несколько минут?

— Валяй.

Мэвис считала, что Зейди сошла с ума, раз не видит в Грее потенциального мужа. Когда Мэвис и Сэм познакомились с Греем в День интервенции, Мэвис отвела Зейди в сторону и сказала:

— У него столько достоинств, а ты просто отдала его Хелен?

Зейди хотела объяснить матери, что Грей однажды три раза отсылал обратно чизбургер, но что толку?

Грей потащил ее наружу, на палубу, выходящую на причал. Зейди охотно последовала за ним. Она бы сейчас поехала в Детройт только ради того, чтобы уйти от своей семьи.

Грей с беспокойством смотрел на нее.

— Как ты?

Вау, вопрос вечера. Неужели никто не может спросить у нее, который час? Или что она думает о ситуации в Ираке? Или сколько раз она рыгала после того, как ела лосося?

— В девяносто пятый раз за сегодняшний вечер отвечаю: я в порядке. А ты как, жених? — Она сказала это с подходящей ироничной интонацией, чтобы не показаться слащавой.

— Я чувствую себя здорово. Пьян в стельку, но чувствую себя здорово.

— Тебе как будто весело. — Она говорила серьезно. Он так и выглядел, и не было необходимости в ироничной интонации.

— Так и есть. Не могу понять почему, но мне действительно нравится твоя семья.

— Не записывайся в клуб поклонников. Ты такой один.

— Я бы познакомил тебя с Майком, но что-то подсказывает мне, что ты не в настроении.

На какой-то короткий момент Зейди стало интересно, не Майк ли — тот парень в зеленой рубашке, но это было все равно. Она не испытывала никакого желания знакомиться с ним.

— Ты мудрый человек, — ответила Зейди. — Кроме того, это твой вечер. Ты не должен заниматься спариванием своих друзей. Ты должен ухаживать за своей невестой.

— Хелен все время улыбается. — Он казался гордым по этому поводу.

— Хелен никогда не перестает улыбаться. Она улыбалась и в тот день, когда я попала ей в колено из пневматического пистолета.

Это был хороший день. Четвертый класс. Летний пикник. Дикая красота детства.

— Так вот откуда этот след? — Грей и вправду выглядел обеспокоенным.

Зейди закатила глаза:

— Боже, ты, в самом деле, запомнил ее кожу?

— Это звучит безнадежно, да?

— Да, ты безнадежен.

Грей улыбнулся ей. Они чокнулись пивными бутылками и стали смотреть на причал.

— Отец Хелен? Наркодилер. Колумбиец. Пятьдесят килограммов в день.

Зейди улыбнулась ему, подхватывая:

— Моя тетя Джозефин? Девушка по вызову. У нее при себе всегда несколько пистолетов.

— Твоя бабушка Дэвис? Трансвестит.

Зейди брызнула пивом через перила палубы, в воду залива. Грей засмеялся. И все в мире снова пришло в порядок.

— Я счастлива за тебя, ты знаешь. Правда, счастлива. Хелен никогда тебя не обманет, она всегда останется красивой и счастливой, и у тебя будут улыбчивые маленькие дети, которым никогда не потребуются подтяжки.

— Думаешь, она выдержит меня так долго?

— Гарантирую, она выберет свое собственное покрывало, но в остальном ты выживешь.

Он обнял ее за плечи и сжал их; они продолжали смотреть на пристань. В конце доков какой-то рыбак мочился на корпус яхты. Это был прекрасный вечер.

На большой перемене в понедельник Зейди не могла выкинуть из головы вопрос Хелен, не боится ли она, что будет плакать во время церемонии. В смысле, плакать по-настоящему. Зейди не плакала на протяжении всего своего душераздирающего позора. Она дождалась, пока не доберется домой, и там ее прорвало. Грей был свидетелем. Тот факт, что Хелен думала, будто ее собственная драгоценная свадьба выведет Зейди из себя, бесил ее. Нет, черт возьми, она не станет плакать. Она, может быть, блеванет, но плакать она не станет.

Как это похоже на Хелен — заставить Зейди снова ее ненавидеть как раз в тот момент, когда она так сильно старалась полюбить ее.

У Зейди никогда не было проблем с Хелен — по крайней мере серьезных проблем — до старших классов. Когда Хелен достигла половой зрелости, у нее выросли самые что ни на есть шикарные груди. Не слишком большие, не слишком маленькие. Сиськи Феб Кейтс, примерно как в «Веселых деньках в Райджмонт-Хай». И они по-прежнему были таковыми. В отличие от Зейди, щеголявшей грудью размера С, гораздо более отвислой, чем ей бы хотелось. Иногда они, кажет ся, ощущали на себе притяжение земли больше. Например, в августе. Когда бы она ни надела бикини, ее сиськи, казалось, висели четко в южном направлении. И левая — на добрых полдюйма ниже, чем правая. «Тайна Виктории» не занимались такими проблемами. Если б ей понадобилось сексуальное белье, — возможно, ей бы пришлось писать письмо. То обстоятельство, что в настоящее время она по выходным скрывалась в своей квартире, позволяло ей плевать на это. Кроме тех моментов, когда она видела сиськи Хелен.

Но не только физическое превосходство Хелен злило Зейди, а еще ее неиссякаемые жесты доброй воли. Однажды она подарила Зейди котенка. На шестнадцатилетние. Она всегда дарила ей подарки на день рождения. Зейди с трудом могла вспомнить, когда меняла свой фильтр «Брита», не говоря уже о подарках для двоюродных сестер. Дениз, кажется, не возражала. Они никогда не дарили друг другу подарков. А Хелен, черт возьми, посылала ей что-нибудь каждый год, как чума. Напоминая Зейди, что она слишком неорганизованная и черствая, чтобы ответить тем же.

Иногда Зейди казалось, что у Хелен были хорошие манеры только для того, чтобы указывать другим на то, что у них таких хороших манер нет. Не говоря о том, что в заботливости Хелен крылась мстительность. Котенок описал каждый квадратный дюйм на стеганом одеяле Хелен. А прекрасное настенное зеркало в раме из итальянской плитки, которое Хелен подарила ей на тридцатилетие, служило только для того, чтобы Зейди стало стыдно за то, что она так часто выходит из дома без косметики. Зачем дарить людям подарки, которые напоминают им, как они несовершенны? Почему бы Хелен просто не послать ей собственную фотографию в рамочке с надписью: «Ты неудачница, а я — нет»?

К тому времени как закончилась большая перемена, у Зейди зверски болела голова, и она была искренне уверена в том, что Хелен заслуживает того, чтоб ее мучили рассерженные пчелы. До помолвки Хелен ее безупречное совершенство было всего лишь шипом в боку Зейди. А теперь создавалось такое ощущение, словно ей прямо в задницу воткнули сосну.

Когда Тревор пришел на шестой урок, на его попке была отчетливо видна ложбинка между ягодицами. Крепкая попка у мужчины средних лет была пищей для программы «Прямой эфир в субботу вечером», но очертания этой ложбинки у восемнадцатилетнего мальчика, чьи круглые булочки-ягодицы были ничто по сравнению с вышеупомянутой ложбинкой, могли стать предметом поклонения. Зейди однажды стояла за ним в очереди к аппарату для кока-колы, представляя себе, каково это — прикоснуться губами сзади к его шее, такой гладкой, такой загорелой, такой мягкой. Вздохнет ли он? Повернется ли он и поцелует ее в губы? Станет ли ему неловко? Она отвернулась в другую сторону. Вид ложбинки между его ягодицами вгонял ее в краску. Нет, нет, нет. Тревора нельзя облизывать. Возможно, он даже неприятный на вкус.