Три господина ночи - Жюльетта Бенцони Страница 9

И тогда наш герой задумался о том, нельзя ли ему раздобыть эти деньги, прибегнув к своим талантам «целителя» и «мага-каббалиста». Однажды он случайно услышал о том, что у герцогини Шартрской, дочери принца Конде и принцессы крови, со времени ее брака с наследником Орлеанского дома здоровье несколько расстроено. Казанова решил брать наглостью и явился к ней.

Герцогиня охотно его приняла. Дело в том, что с ее лица из-за слишком возбуждающей пищи – герцогиня была безудержной лакомкой! – не сходили мелкие прыщики, и она была готова хоть черту продаться, лишь бы избавиться от этой ужасной напасти.

– Сударь, – сказала она, – если ваше искусство может мне помочь, я сумею вас отблагодарить.

– Ваше высочество, я сделаю все, что в моих силах, но чудеса могут совершаться лишь в том случае, если больной сам охотно помогает врачу. Готовы ли вы во всем повиноваться мне?

Герцогиня пообещала сделать все, что потребует от нее прекрасный венецианец, который для начала, желая привести ее в нужное состояние, прибег к «каббалистическому средству», вопросил свой оракул, превратив буквы в цифры и составив из них пирамиду, а после ее разрушив. Затем, получив от оракула нужные сведения или по крайней мере сделав вид, что получил ответ, он прописал герцогине легкое слабительное, промывания настоем подорожника… и «особый режим», воздающий должное уму Казановы, поскольку этот режим представлял собой не что иное, как простейшую диету.

Результат оказался поразительным. Герцогиня, лицо которой мгновенно обрело нежные оттенки лилий и роз, вручила «своему милому лекарю» туго набитый кошелек, поклялась исполнить любое его желание, что бы он только ни попросил, пообещала рассказать о нем королю… и потихоньку вернулась к прежним привычкам. Через две недели прыщики были тут как тут.

Казанова, которого немедленно снова призвали к герцогине, очень рассердился, заставил свою августейшую пациентку признаться в том, что она ела блюда, строжайше запрещенные его диетой, опять на какое-то время привел ее в порядок, и в конце концов у него вошло в привычку время от времени наведываться в Пале-Рояль и прописывать герцогине «режим» после особенно крупных излишеств. Впрочем, желая сохранить ее доверие к себе, он с пафосом разглагольствовал о неких исследованиях, предпринятых им с целью открыть эликсир молодости, тот самый эликсир, из-за которого весь Париж толпился у дверей знаменитого графа де Сен-Жермен.

Теперь, когда Казанова, благодаря щедрости герцогини, разделался с долгами, он смог более основательно заняться своей новой любовной интрижкой.

Напротив того дома, где обитало семейство Балетти, жила одна любопытная ирландская семья, у которой часто выходили неприятности с полицией. Фамилия этих людей была О'Мэрфи, и надо сказать, люди это были подозрительные. Отец занимался одновременно двумя ремеслами: холодного сапожника, что не приносило ему никакого дохода, и вора-карманника, что все же приносило ему кое-какой доход в те дни, когда он не сидел в тюрьме. Мать была перекупщицей и, как и отец, приторговывала также и другим товаром, явно более доходным: собственными прелестями и прелестями своих дочерей. А поскольку дочек у нее было пять, дела шли, в общем, неплохо.

По правде сказать, младшую из дочерей пока не выставили на продажу, поскольку она была еще слишком молода: ей и пятнадцати не исполнилось. Кроме того, она была до того грязной и оборванной – ни дать ни взять Золушка, – что никто не смог бы сказать, какого цвета на самом деле у нее кожа.

Но для того чтобы обмануть чутье такого охотника на женщин, каким был Казанова, слоя грязи было недостаточно. Фигурка у маленькой Луизон была такой, что мужчины на улицах оборачивались ей вслед. Итак, прежде всего он постарался расположить девочку к себе, ласково говорил с ней, делал маленькие подарочки. Потом, в один прекрасный день, когда вся семья ушла «по своим делам», он посадил Луизон в карету и отвез ее в Шайо, к одной из своих подруг, некоей госпоже Пари, которая держала игорный притон и роскошный дом терпимости. Впрочем, делая это, он вовсе не имел намерения оставить девушку там, а лишь на время поручил Луизон этой превосходной женщине для того, чтобы та ее основательно вымыла и облачила в новые платья.

Результат был поистине чудесным: Луизон, которая вошла в этот дом в самом неприглядном виде и больше всего напоминала ком грязи, вышла оттуда преображенной, достойной кисти художника – ну просто настоящая Греза! Темноволосая, с большими голубыми глазами, свеженькая, пухленькая, с самым прелестным личиком, какое только можно вообразить, и… с кожей несравненной белизны.

Покоренный своей находкой Казанова даже и не думал возвращать ее матери. После того как одно из самых щедрых вознаграждений, полученных им от его герцогини, перешло в грязные руки госпожи О'Мэрфи, девушка поселилась у него.

Несколько недель протекли в восхитительных наслаждениях. Луизон оказалась чудесной любовницей, пылкой и простодушной, к тому же она, похоже, была без памяти влюблена в своего соблазнителя. Ей нравилось выходить с ним вместе, показываться с ним под руку в Кур-ла-Рен. Но вскоре она, по примеру своих сестер, стала выставлять Джакомо кое-какие финансовые требования. Как бы ни был привлекателен Казанова, ему все-таки трудно было соперничать со всеми мужчинами, пожиравшими его подругу во время прогулок страстными взглядами.

В конце концов он стал раздумывать над тем, нельзя ли сделать так, чтобы прелестная Луизон, вместо того чтобы разорять его, принесла ему прибыль. Он даже призадумался над этим, и очень серьезно, в тот день, когда в отеле «Трансильвания», модном игорном доме, познакомился с первым камердинером короля.

Лапорт вечно охотился за какой-нибудь новой мордашкой, которую мог бы преподнести своему царствующему господину. Ему показалось, что обворожительная ирландка – как раз то, что он ищет, и он поспешил завязать дружеские отношения с ее официальным покровителем. По прошествии некоторого времени он намекнул синьору Казанове, что для него могло бы быть крайне выгодно «доставить удовольствие» Его Величеству…

Доставить удовольствие королю Людовику XV! Да Казанова ни о чем большем и не мечтал! Но требовалось еще, чтобы монарх лично мог убедиться в красоте Луизон, а маркиза де Помпадур в Версале подозрительно присматривалась к появлявшимся там молодым женщинам, если только не она сама их выбрала.

– Есть один очень простой способ, – решил Казанова. – Я закажу портрет моей юной подруги, а вам, господин Лапорт, останется лишь сделать так, чтобы он попался на глаза королю.

Именно так и поступили. Немецкий художник, чьего имени история не сохранила для потомства, написал портрет обольстительно раздетой Луизон, и этот портрет в один прекрасный вечер был неусыпными стараниями Лапорта тайно доставлен в Версаль и в подходящее время показан королю.

Людовик XV был поражен.

– Я и представить себе не могу, – воскликнул он, – чтобы природа могла произвести на свет столь прекрасное дитя! Это, наверное, всего лишь плод фантазии живописца…

– Натурщица существует на самом деле, сир, могу заверить в этом Ваше Величество… Я видел ее собственными глазами!