Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 9

Жанна Сютра подала кофе и встала около посудного шкафа, сколоченного ее мужем. На самом деле это был сундук из черешневых досок, над которым возвышались полки. На полках стояли четыре чашки и шесть глубоких тарелок.

«Дом чистый, Эвлалия тоже. Под ее ногтями нет грязи. Я бы не вынесла, если бы к моему малышу прикасались грязные руки».

— Мадемуазель Лубе, та красивая собака, что ждет на улице, ваша? — спросила Жанна. — На ярмарке щенки таких собак стоят целое состояние!

— Да, это моя собака, — уверенно ответила Анжелина.

Она отпила немного кофе, потом подняла голову и посмотрела на почерневший потолок, балки которого были украшены кусками коры. Вдоль стены, на гвоздях, висели колбасы и куски лярда, а также пучки тмина. Она заметила вторую кровать, не такую широкую, но тоже занавешенную.

«Они живут здесь вчетвером, — подумала Анжелина. — Жанна, Эвлалия и их мужья. Но где же спят дети?»

Словно угадав ее мысли, хозяйка дома сказала:

— После замужества нашей дочери мы с Люсьеном спим на втором этаже. Стены нашей комнаты побелены известкой, свекор установил там печку. Мария спит вместе с братом, Полю одиннадцать месяцев. Когда вернется мой муж, он достанет колыбельку с чердака.

— Очень хорошо, — одобрила Анжелина. — Я привезла вам простыни, шерстяное одеяло и пеленки. На некоторых вещах вышиты мои инициалы — я продала вещи этим людям. А теперь мне нужно ехать, иначе я не вернусь в Сен-Лизье до трех часов. Наша ослица уже старая…

— Но вы, вероятно, выехали из города на рассвете? — заметила Эвлалия. — Отдохните немного.

— Я не устала, — солгала молодая женщина. — Я переночевала в таверне Касте-д’Алю.

Анжелина встала, дрожа от нахлынувших чувств. Ноги у нее были ватными.

— Мне немного холодно, — сказала она, пытаясь оправдать свою дрожь. — Ребенка зовут Анри. Но его фамилию я не имею права вам назвать.

— Они окрестили его? — удивилась Жанна Сютра.

— Конечно!

Перед глазами Анжелины все плыло. Она испугалась, что потеряет сознание, и оперлась руками о стол.

— Ой, деньги! — воскликнула она. — Если я уеду, не заплатив вам…

— Конечно! — отозвалась кормилица. — Храни деньги в кармане, ведь день так долог!

Анжелина нашла в себе силы улыбнуться, услышав эту старую поговорку, расхваливающую предусмотрительность. Но кровь бешено стучала у нее в висках. Ценой невероятных усилий она отдала Жанне кожаный кошелек.

— Ну что ж, до свидания, до следующего месяца. Я приеду перед Рождеством, — сказала Анжелина.

— Посмотрите на малыша! Молоко течет по его подбородку! — рассмеялась Эвлалия. — Он наелся до отвала и теперь будет спать без задних ног.

Анжелина подошла и в последний раз взглянула на своего сына. Отдав мешок, в котором лежало его приданое, она поспешно вышла на улицу. От холодного воздуха ей стало немного легче. Словно слепая, она схватилась за уздечку.

«Я не должна упасть в обморок, только не сейчас! — уговаривала она себя. — Иначе эти женщины заподозрят неладное».

Перед глазами Анжелины стояло маленькое личико ее сына, припавшего к белой груди Эвлалии… Молодая женщина с трудом взобралась на ослицу. Подавив рыдания, она сказала:

— Вперед, Мина, вперед!

Когда Анжелина вошла в мастерскую, Огюстен Лубе стоял за верстаком. Он шилом прокалывал в кожаном ботинке аккуратные дырочки. Через окно в мастерскую лился тусклый свет. Днем его вполне хватало, но зимними вечерами сапожнику приходилось зажигать большую керосиновую лампу. Правда, теперь он стал видеть хуже и старался закончить работу до захода солнца. Вот уже полгода он носил очки в металлической оправе, но был не очень доволен ими.

— Здравствуй, папа! — устало сказала Анжелина. — Я вернулась.

Молодая женщина не ждала ответа, но ей очень хотелось, чтобы отец обернулся и улыбнулся. Возможно, он даже встанет с табурета и обнимет ее. Глубоко несчастная, она как никогда нуждалась в нежности и поддержке.

— Здравствуй, дочь, — откликнулся Огюстен, не вставая с места и не глядя на Анжелину.

Немного удивленная столь недружелюбной встречей, та не решилась подойти к отцу. Она встала около круглой чугунной печки, обогревавшей мастерскую.

— Папа, я продрогла. Поднялся сильный северный ветер, — продолжала Анжелина, обеспокоенная странным поведением отца.

Сапожник молчал. Пытаясь сохранить хладнокровие, молодая женщина обвела взглядом знакомую обстановку, которая всегда ее немного завораживала. В деревянных ящиках лежали куски кожи самых разных размеров и цветов, а также сапожные инструменты. Стены и потолок пропитались стойким запахом дубленой кожи, жира и воска.

«Как бы мне хотелось, чтобы мой дорогой сын рос здесь, играл на этом полу, как я когда-то! Как я была счастлива, когда папа разрешал мне заворачивать колодки в кусок ткани!» — думала Анжелина.

В детстве она любила играть с деревянными колодками. Для ребенка они были не шаблонами человеческих ног, а таинственными куклами без глаз и рта.

— Папа! — позвала отца Анжелина. — Что с тобой? Какие-нибудь заботы? Скажи мне. Давай поговорим…

Огюстен нервным жестом отложил шило и внимательно взглянул на дочь.

— Да, Анжелина, заботы! Серьезные заботы! — наконец сухо откликнулся он. — И главная моя забота — это ты. Дочь, где ты была?

— У кузины Леа, как я тебе и говорила, — ответила Анжелина, охваченная неприятным предчувствием.

— Вот как! Но, какая жалость! Твоя кузина приезжала вчера вечером в Сен-Лизье! Ее жених купил фаэтон и вороную лошадь. Будущим молодоженам не терпелось нанести нам визит и показать приобретение. Леа спросила меня, где ты. Понимаешь, что я чувствовал, когда понял, что ты солгала мне? Пришлось на ходу выдумать невероятную историю, чтобы она не догадалась, что я, старый дурак, имел глупость поверить тебе. Но внутри у меня все кипело. Где ты была? Хороша девица, что не ночует два дня дома! Конечно, я схожу с ума! Если ты когда-нибудь лишишься чести, я не знаю, что меня удержит, чтобы не свернуть тебе шею!

Испуганная, застигнутая врасплох Анжелина не могла найти слов в свою защиту. Разгневанный Огюстен встал и подошел к дочери. Он был выше ее на целую голову. Лицо его было искажено от гнева.

— Черт бы тебя побрал! — рычал Огюстен. — Где ты была? В твоем возрасте ты можешь думать о любви, но ты должна помнить о чести и об обручальном кольце на пальце!

— Все не так, как ты думаешь, папа! — закричала обезумевшая Анжелина. — Да, я солгала, но на то были причины. Успокойся, я скажу тебе правду. Я боюсь тебя! После смерти мамы ты часто сердишься…

Анжелина дрожала от усталости. Низ живота болел. Огюстен, с подозрением смотревший на дочь, заметил, какая она бледная и измученная. Это еще сильнее его насторожило.