Поцелуйте невесту, милорд! - Мэг Кэбот Страница 9

— О, — выдохнула она, — не стоит… Я хочу сказать, что в этом нет никакой необходимости.

Джеймс, натягивавший перчатки, вскинул брови.

— Ты предпочла бы пройтись? Две мили? Под дождем?

Эмма посмотрела на косые струи, поливавшие землю за окном. Уна, которую она не решалась оставить дома из опасения, что та вот-вот ощенится, жалобно заскулила, ничуть не более воодушевленная идеей мокнуть под дождем, чем сама Эмма.

А почему бы и нет? Почему бы не доехать до города, как предлагает граф? Если повезет, ей удастся уговорить его воспользоваться полуденным паромом и убраться восвояси, так и не узнав всей правды о злосчастных обстоятельствах, в которых она оказалась.

Ладно, попытка не пытка. Не может же полоса неудач продолжаться до бесконечности? Рано или поздно наступает перелом. Так почему бы не сейчас?

Сначала Джеймс решил, что все дело в причудах дождя.

И то сказать, потоки воды, низвергавшиеся с небес, не имели ничего общего с моросящим дождичком, к которому он привык в Лондоне или в своем родном Девоншире. Утренний потоп превратил наезженные колеи, служившие в этом захолустье дорогами, в реки грязи шестидюймовой глубины. Джеймс не сомневался, что они добрались бы вдвое быстрее, если бы ехали по щебенке. Но на Шетландских островах мощеная дорога была столь же неслыханной вещью, как приличный кофе или водопровод в домах.

Но когда ливень слегка поутих и Джеймс смог разглядеть женщину, стоявшую на пороге дома, перед которым они остановились, он понял, что дождь тут ни при чем. И то, что он видит, не обман зрения.

Теперь задним умом Джеймс понимал, насколько глупой и необоснованной была его уверенность, что Эмма вернулась в Англию.

Но что еще он мог подумать? В конце концов, со смерти Стюарта прошло полгода. Так, во всяком случае, было сказано в короткой записке, доставленной посыльным в его лондонский особняк. В ней Эмма писала о причинах, помешавших ей известить родственников мужа о его безвременной кончине: из-за эпидемии тифа, разразившейся в момент смерти Стюарта, на острове был объявлен карантин, и она не хотела, чтобы кто-либо подвергал риску собственную жизнь в стремлении отдать последний долг усопшему…

И надо признать: хотя леди Денем и огорчило, что Эмма так долго медлила, прежде чем сообщить им печальную весть, Джеймсу в определенном смысле повезло. Получи он это письмо прошлой осенью, а не на прошлой неделе, то незамедлительно направился бы на остров, невзирая на опасность заразиться, особенно если бы понял, что жена Стюарта все еще там. Джеймс никогда бы не оставил беспомощную женщину среди смертей и болезней. Он перестал бы уважать себя, если бы допустил что-нибудь подобное.

Но это была не просто женщина. Это была Эмма. Эмма! Немыслимо, чтобы Эмма оставалась здесь. Ему следовало сразу же отправиться на остров и заставить ее вернуться в Англию вместе с ним…

Жаль, что он понял это только сейчас и что ее собственное семейство так и не сумело ничего понять.

Впрочем, чему здесь удивляться? Ван Корты, как и его семья, отнеслись к решению Стюарта и Эммы пожениться, мягко говоря, прохладно. Собственно, дядя и тетя Эммы даже предприняли некоторые шаги, чтобы разлучить влюбленных, продержав племянницу взаперти несколько дней, последовавших за ее признанием Джеймсу, который, из чувства долга, разумеется, предупредил ее опекунов о предстоящем побеге сразу же после того, как доходчиво объяснил Стюарту, что он думает об этой идиотской затее.

К несчастью, Ван Корты стерегли свою пленницу не слишком бдительно, и спустя неделю та сбежала ночью вместе с кузеном Джеймса, за которого и вышла замуж, как только они пересекли шотландскую границу.

На этом событии и закончился интерес Ван Кортов к девочке, которую они некогда обожали, но теперь считали неблагодарной. Все это, как ни странно, привело к отчуждению между Региной Ван Корт и матерью Джеймса. Леди Денем находила в бегстве Стюарта и Эммы некую романтику, а миссис Ван Корт — совершенно справедливо, с точки зрения Джеймса, — чувствовала себя глубоко задетой поведением влюбленных.

И все же из письма Эммы никак не следовало, что она по-прежнему живет на острове. Поскольку послание было доставлено посыльным, Джеймс, вполне естественно, предположил, что его автор находится в Лондоне. Он даже испытал соблазн навестить Эмму в доме ее родственников, полагая, что даже Ван Корты, обиженные легкомысленным поведением племянницы, не выставят из дома оставшуюся без гроша вдову, а в том, что Стюарт был беден как церковная мышь, Джеймс не сомневался. Жалованье викария составляло сущие копейки по сравнению с содержанием, которое он выдавал своему твердолобому кузену.

Лишь мягкое напоминание матери о том, что он расстался со Стюартом и его невестой отнюдь не по-дружески и своим появлением может причинить вдове лишнюю боль, заставило его отложить визит. Было решено, что леди Денем навестит Эмму и выразит соболезнование, а Джеймс отправится в Шотландию, чтобы выяснить, где похоронены останки Стюарта, и позаботиться об их немедленной доставке, ибо каждый, в ком течет кровь Марбери, должен покоиться в семейном склепе на кладбище в Денемском аббатстве.

Забавно, но Джеймс даже испытал некоторое облегчение от такого поворота событий. Собственная задача, хотя и довольно мрачная, казалась ему намного предпочтительнее, чем миссия его матери. Он не был уверен, что сможет проявить надлежащую сдержанность, встретившись с убитой горем Эммой. У нее были такие голубые глаза, которые — он это отлично помнил — оказывают на мужчину странное действие, особенно полные слез…

Слишком поздно Джеймс понял, что его облегчение было преждевременным. Леди Денем не найдет Эмму у Ван Кортов. Юная вдова не стала искать утешения на груди у не слишком-то любящих родственников. Отнюдь. Вместо этого, она осталась на острове, очевидно, передав письмо с каким-нибудь шетлендцем, отправившимся в Лондон на поиски счастья.

Так что Джеймсу все-таки пришлось предстать перед Эммой. Перед Эммой и ее голубыми глазами. И перед неприязнью, которую она, надо полагать, по-прежнему к нему испытывает.

Но не может же она вечно злиться! Эмма Ван Корт всегда была открытой, очаровательной девчушкой, самым душевным и искренним созданием, которое он когда-либо встречал. Нет, не может быть, что она все еще сердится на него за то, что случилось целый год назад.

А что, если это так? Не стоит забывать, что Эмма, при всей ее душевности, всегда отличалась исключительным упрямством, тем самым упрямством, которое, по убеждению Джеймса, и послужило причиной всех бед.

Трудно было сказать, глядя на нее сейчас, сидевшую напротив него в карете, как она отнеслась к его появлению. Ясно, она не слишком довольна тем, что произошло в ее доме, но кто положа руку на сердце мог бы ее в этом упрекнуть? С той минуты, как Джеймс переступил порог этого до смешного маленького жилища, все полетело кувырком — и не только ее драгоценный сервиз. Вначале он кинулся спасать ее от здоровенного парня, то ли рыбака, то ли землепашца, и чуть не вышиб из него дух в своем рвении совершить то, чему его учили с пеленок, а именно защитить прекрасную даму. Но, как выяснилось, Эмма не нуждалась в защите и, более того, не испытывала никакой благодарности за его рыцарский поступок.