Трудная роль - Лайни Тейтум Страница 9

– Я познакомилась с ним, когда мы жили в Кенте. Там же мы и поженились.

– Как его полное имя?

– Андре де ла Валетт. Его отцом был граф де ла Валетт. Теперь этот род пресекся. Ужасно жаль. – Ни слова больше, предупреждал Ушар. Пусть поломает голову. Это доставит ему удовольствие. Такие люди обычно очень скучают.

– Понимаю. Думаю, настало время спросить вас, почему вы оказались здесь.

Она выпрямилась в кресле.

– Милорд, как вам известно, я никогда не видела моего племянника Эдмунда. Я не могла оставить мать, которая тогда постоянно болела. Кроме того, я догадываюсь, что между нашими семьями произошла некая размолвка и взаимные визиты если и были возможны, однако считались нежелательными.

В глазах герцога блеснуло что-то похожее на гнев.

– Похоже, ваш отец или достойный дядюшка не ввели вас в курс дела. Да, это отчуждение произошло много лет назад.

Она покачала головой.

– Милорд, мне бы хотелось знать, чем оно было вызвано. Я очень любила Мариссу, тосковала по ней и мечтала познакомиться с ее сыном.

Герцог саркастически рассмеялся. В этом смехе не было ни капли юмора. Затем он пожал плечами и сделал глоток.

– Возможно, в один прекрасный день вы все узнаете. Если ваш отец промолчал, не мое дело просвещать вас. А что касается вашего племянника и моего сына, то это пятилетний малыш, самый славный на свете.

Тон Ричарда смягчился, в темных глазах блеснула гордость. Было видно, что он любит сына. Эванджелина ждала. Наконец он поставил на стол пустую чашку.

– Мадам, хватит темнить. Я догадываюсь, что вы приехали сюда не ради того, чтобы любоваться видом из окна, хотя вид здесь действительно прелестный… когда его не портит обложной дождь. Скажите, чем я могу вам помочь.

Она решительно посмотрела ему в лицо и ответила без обиняков:

– У меня нет денег. Все то немногое, что у нас было, осталось во Франции. Там заявили, что мы с отцом никогда не были по-настоящему преданы своей родине. Поэтому после смерти отца я не получила ничего из его наследства.

– Почему вы не написали мне и ничего не сообщили?

– Не было времени. Кроме того, вы просто могли не обратить на письмо внимания. Не обратить внимания на меня вы не можете. По крайней мере теперь, когда я здесь.

Он ничего не говорил. Просто смотрел на нее.

– Мне больше некуда было идти. Милорд, я долго думала об этом. Я не хочу быть бедной родственницей, цепляющейся за ваш рукав, и не желаю зависеть от вас. Короче говоря, я предпочла бы остаться в замке Чесли и стать няней Эдмунда. – Эти слова сорвались с ее языка чересчур быстро, но она больше не могла вынести напряжения. После паузы Эванджелина добавила:

– Пожалуйста, милорд. Я не какая-нибудь вертихвостка. Я получила хорошее образование: отец позаботился об этом. Он был замечательным философом. Я знаю классическую литературу и люблю детей.

– Приятно слышать.

Внезапно она почувствовала себя очень одинокой и беспомощной.

– Я потратила последние деньги на паром из Кале в Дувр. Сюда ехал один кузнец. Он дал мне место в своей повозке.

Ричард не знал, откуда взялись эти слова; похоже, они сами сорвались с его языка:

– Вы ехали под дождем?

– Он кончился вскоре после того, как мы выехали из Дувра.

– Вы знали, что я нахожусь здесь?

Она покачала головой и сделала глоток.

– Не знала. Но молила Бога, чтобы так случилось.

– Вы отправились ко мне по совету отца?

– Вовсе нет. Хотя думаю, что он бы это одобрил. Размолвка произошла не только между вашей семьей и семьей моего дяди. Мой отец тоже не разговаривал со своим братом. Я не знаю причины обеих ссор, хотя очень хотела бы знать. – Несколько лет назад Эванджелина слышала сплетни слуг о том, что дядя состоял в любовной связи с ее матерью, но не стала никого расспрашивать. А после смерти матери задавать подобный вопрос отцу было слишком жестоко. Тем более что все это могло оказаться просто досужей болтовней.

А перед отъездом из Парижа ей не пришло в голову говорить с отцом о таких пустяках.

– А что бы вы делали, если бы меня здесь не оказалось?

Она криво усмехнулась.

– Построила бы ивовый шалаш на опушке Грэмпстонского леса и стала бы ждать вас.

– Зимой? В самое гиблое время, когда каждый день льет дождь? Вы бы заработали воспаление легких.

– Но вы оказались здесь. – Она сделала глубокий вдох и ринулась напролом. – Вы позволите мне познакомиться с Эдмундом? Если мы найдем с мальчиком общий язык, можно будет мне остаться здесь в качестве его няни?

– Еще вчера я понятия не имел о вашем существовании, а сегодня вы сидите в моей библиотеке и предлагаете свои услуги в качестве няни. Мадам, это очень неожиданно.

– Я знаю и прошу за это прощения. Но друтого выхода у меня нет. Я не желаю становиться любовницей месье Дюморне.

– Кто такой этот месье Дюморне?

– Один из так называемых друзей отца. Думаю, его жена понятия не имеет, что он с радостью поселил бы меня у себя в доме и оказал мне поддержку. Она очень милая женщина. А он сластолюбивый идиот.

– Таких мужчин большинство. А горничную вы с собой не привезли?

Девушка покачала головой и посмотрела на невыносимо аппетитный пирожок. При воспоминании о его начинке у Эванджелины потекли слюнки.

– Денег у меня было только на один билет. Я оставила Маргариту во Франции.

– Понимаю. – Ричард принял вид классического вельможи. Он смотрел на узкие языки пламени над догоравшими в камине углями и, казалось, был не прочь вздремнуть.

Если бы у Эванджелины под рукой был камень, она запустила бы им в Ричарда. Она вскочила и схватила плащ. Ему нет до нее никакого дела. Он не обратил бы на нее внимания даже в том случае, если бы она умирала на обочине. И плевать ему было бы на ее воспаление легких.

Ублюдок! Видите ли, она потревожила его покой. Больше всего на свете ей хотелось убежать из этой библиотеки, из этого проклятого замка и ни разу не оглянуться.

Но она не могла себе этого позволить.

Эванджелина сделала глубокий вдох и овладела собой.

– Я голодна. Можно перед уходом я съем что-нибудь? Хотя бы на кухне у вашей божественной поварихи?

– Съешьте пирожок, на который вы смотрите. – Он медленно поднялся и встал перед ней.

Эванджелина поняла, что смотрит на его снежно-белый галстук. Она была высока ростом, выше любой знакомой ей женщины. Томми Бар-юга прозвал ее жердью. Тогда ей было двенадцать лет, а ему тринадцать. Но когда она подняла глаза на герцога, то почувствовала себя коротышкой. Это было странное чувство. Ричард рассматривал ее с задумчивым выражением, которого она не понимала.