Умение не дышать - Сара Александер Страница 9

Я много знаю про реки благодаря тем энциклопедиям, которые в каком-то году подарила Диллону бабушка. Когда я была помладше, я прочла про все подземные реки в мире. Я гадала, не подземная ли река унесла Эдди.

– Ага, как река, – кивает Тэй. Похоже, он удивлен. – А про Миссисипи не знал. Спасибо, просветила. Так стало быть, ты и есть таинственный захватчик. Неслабо ты тут обосновалась.

– Ты трогал мои вещи? Между прочим, это мое место.

Хотя с виду он очень даже ничего и имя у него, как название реки, все равно здесь – мое секретное убежище. От травки у меня немного кружится голова. Я возвращаю Тэю косяк, но вкус дыма мне понравился.

Тэй запрокидывает голову, затягивается и выдыхает колечки дыма. Они поднимаются вверх и долго не тают. Я смотрю на них, пока у меня не затекает шея.

– Думаю, ты убедишься, что это место было мое, прежде чем стало твоим, – произносит Тэй, когда колечки рассеиваются. – Просто меня тут давно не было.

– Правда? А где же ты был?

– Не здесь, и все.

– Ну, значит, здесь ты не был год, как минимум, – откликаюсь я.

Когда я впервые оказалась здесь, я не нашла никаких признаков того, что тут раньше кто-то бывал.

– Больше пяти лет. Я уехал, когда мне было двенадцать.

Пять лет. Тюрьма. Можно не сомневаться. Интересно, что он натворил? Правда, двенадцать лет – это слишком рано, чтобы угодить в тюрьму. Может быть, это было что-то вроде интерната? Вот это было бы лучше, потому что тогда, скорее всего, он ничего не слышал про Эдди.

– Честно говоря, – говорит Тэй, – я думал, что в мое убежище забрался малыш. – Он показывает мне фантик от конфеты.

– Я здесь не только конфеты храню, – возражаю я и показываю на пачку сигарет «В&Н» на полу у нас под ногами.

Почему-то Тэя эти мои слова, похоже, развеселили.

– В конфетах ничего плохого нет, – говорит он и бросает фантик себе за спину. – Так ты ходишь в школу в Форт-роузе?

– Ага, только я ее ненавижу. Там такие девчонки есть, они просто жутко ко мне относятся.

– И я школу терпеть не мог. И ко мне девчонки жутко относились, вот я и бросил ее, – говорит Тэй, смеясь. – Теперь я хожу в школу жизни.

– А школа смерти есть?

Тэй наклоняется вперед и усмехается, глядя на меня. Его длинные ресницы трепещут, и из-за этого угловатое лицо немного смягчается. Зубы у него ослепительно-белые, а губы гладкие. Жаль, что я не могу подкраситься помадой.

– Школа смерти? Чтобы там научиться умирать?

Похоже, эта мысль кажется Тэю интересной. Только бы он не заметил, как у меня покраснели щеки.

– Может быть, – бормочу я, пытаясь придумать, что бы еще сказать.

– А ты очень прикольная.

Какое-то время мы сидим молча и курим. Я исподволь слежу за тем, как Тэй подносит косяк к губам и опускает руку к полу, как он скрещивает, а потом вытягивает ноги, как вертит в пальцах растрепавшийся кончик шнурка. Он рассказывает мне, что когда-то обежал весь Черный остров за день и на него напали собаки какого-то фермера. А я ему рассказываю, как однажды спряталась в павильоне автобусной остановки во время школьного кросса, отсиделась там, а к толпе бегунов присоединилась только на последнем рывке. Тэй хвалит меня за находчивость, но советует все же упражняться в беге – на тот случай, если за мной погонятся собаки с какой-нибудь фермы. Я ему говорю, что собак не боюсь. А чего боюсь – не рассказываю. Когда косяк докурен, Тэй говорит, что ему пора.

– Надо будет как-нибудь еще вот так посидеть, – добавляет он. – Я загляну.

Он плавно выскальзывает в щель в стене, и я вдруг жалею о том, что, когда мы сидели рядом, я от него отодвинулась. Ложусь на спину и курю с закрытыми глазами, вдыхаю сигаретный дым, аромат конопли и терпкий запах лосьона после бритья Тэя. Меня больше не удручают ни Эйлса Фитцджеральд, ни гадская школа, ни даже флешбэки. Эдди глубоко внутри меня, он смеется. Я вспоминаю одну из любимых им шуток.

«Что делают рыбки на дне?» – спрашиваю я у него.

«Урок плавания прогуливают», – отвечает Эдди.

Когда нам с Эдди было восемь лет, нам на Рождество подарили книжки с шутками. Мне – красную, а Эдди – синюю. Тогда это был его любимый цвет. «Цвет океана!» Эдди любил воду еще больше, чем я. Я на море любила смотреть с берега, потому что боялась запутаться в водорослях, а Эдди всегда хотелось войти в море, и чтобы волны захлестывали его с головой. Он совсем не боялся волн.

В то Рождество, днем, мы вместе забрались на диван, чтобы распаковать наши подарки. Мне было не очень-то удобно сидеть, потому что Эдди уселся мне на ногу, но он так радовался Рождеству, что я не стала просить его подвинуться. В общем, я сидела неподвижно и не мешала брату складывать на меня ленточки и мишуру. Мама отдала нам подарки от бабушки, и мы дружно разрывали оберточную бумагу. Обоим достались книжки с шутками. На обложке было написано: «Шутки для восьмилетних детей». Мне пришлось прочесть Эдди название, потому что он читать не умел.

«Тут столько морских зверееееееей! – воскликнул Эдди, переворачивая страницы с вытаращенными от восторга глазами. Он искал дельфинов. – Глянь! Глянь!»

Он тыкал пальцем в каждую страницу, в каждую картинку и совал мне книгу под нос, чтобы я тоже могла увидеть. Я хорошо помню прикосновения глянцевой бумаги к кончику носа, помню и тяжесть книги, упавшей мне на ногу.

С бабушкой мы давно не виделись. Она жила где-то рядом с Лох-Ломондом, на западном побережье, и, наверное, маленькими нас туда часто возили, только я не помню ничего.

Чаще бабушка приезжала к нам, но она постарела, и ездить к нам ей становилось все труднее. В последний раз мы видели ее, когда она приехала к нам на Черный остров под Рождество. Нам с Эдди было девять лет. Вечером перед ее отъездом бабушка и мама поругались. Я толком не знаю, из-за чего вышла ссора. Мы с Эдди спрятались в кухонном шкафу и слышали, как бабушка говорит маме: «Не знала, что вырастила лгунью». По пути к двери бабушка обняла отца и сказала, чтобы он приезжал к ней и привозил нас с Эдди. Но отец ни разу нас туда не отвез. В январе этого года бабушка умерла, и с тех пор мама о ней не говорит.

Самым лучшим в бабушке было то, что она ко мне и Эдди относилась одинаково, хотя мы с ним были разные. Я была нормальная. Нормального роста, нормального веса (ну, почти), в школе училась средне – тоже нормально, в общем. А Эдди не был нормальным. Он был маленького роста, а ходил так, словно ноги у него сломаны. Он все время падал. Для того чтобы ходить в мою «нормальную школу», он был недостаточно умным.

Иногда то, что бабушка относилась к нам одинаково, было не так уж хорошо. Она, например, покупала нам одинаковую одежду, но Эдди эта одежда была велика, а некоторые книжки были для него трудны – правда, Эдди на это, в общем, не жаловался.