Будуар Анжелики - Валери Жетем Страница 9

Луиза де Лавальер

Так было и в данном случае.

Но Луиза — причем именно в этот и ни в какой иной период — привлекла к себе пристальное внимание не только короля, но еще двух мужчин, один из которых, граф де Гиш, вовремя догадавшись о начале ее романа с королем, благоразумно поспешил уйти со сцены, а вот второй — министр финансов Никола Фуке, искренне веривший во всесилие оседланного им золотого тельца, поплатился за свое соперничество, вернее, только за попытку соперничества с «королем-солнце», самым жестоким образом.

Никола Фуке, бесспорно, в определенной мере опередил свое время. Денежные мешки лишь через сто лет возьмут на себя смелость открыто выказывать свое презрение дворянской бедности, а пока что самый бедный мушкетер королевской гвардии занимал в обществе неизмеримо более высокое положение, чем самый богатый буржуа.

Да, третье сословие уже тогда, во второй половине XVII столетия, начало поднимать голову в Англии, где оно свергло и казнило короля, в Нидерландах и еще в целом ряде стран, но только не во Франции, где сильна была государственная власть, которая не позволяла деньгам стать эквивалентом власти или знатности, тем самым поддерживая необходимый баланс между материальной и духовной сторонами жизнедеятельности страны.

Уже было осмеяно бескорыстие Дон Кихота, но по крайней мере во Франции никто еще не осмеливался возводить в абсолют прагматизм Санчо Пансы.

Фуке же решился предпринять нечто подобное, видимо, исходя из того (и совершенно напрасно), что именно он оплачивал все празднества, все грандиозные начинания и все капризы «короля-солнце».

16 августа 1661 года он устроил роскошный праздник в своем новом дворце с мраморными лестницами и позолоченными залами, куда, естественно, был приглашен король со своими приближенными. На этом празднике состоялась премьера комедии Мольера «Досадный случай».

Все происшедшее там можно с полным на то основанием назвать не иначе как досадным случаем. Король не смог подняться над жгучей завистью, вызванной столь кричащей роскошью дворца министра финансов. Тема такой испепеляющей зависти нашла свое отражение в «Анжелике», когда Людовик жестоко мстит графу де Пейраку за роскошь его дворцов, за его ум и образованность и за не расхожую красоту его жены.

Второй причиной вспышки королевского гнева послужило предложение, сделанное Фуке, не подозревавшем об уже начавшемся ее романе с Людовиком, Луизе де Лавальер двадцати тысяч золотых пистолей за ночь любви.

Этот досадный во всех отношениях случай имел своими последствиями почти десятилетнюю связь короля с Луизой, а также арест и заключение в тюрьму Никола Фуке, где он пребывал до конца своих дней.

Странно… Мудрец и талантливый финансист Фуке, отлично зная, с кем имеет дело, тем не менее решился на заведомо самоубийственный поступок, демонстрируя столь вызывающее богатство патологически завистливому и капризному Людовику, который так и не усвоил известную еще с античных времен истину относительно того, что гораздо важнее властвовать над теми, кто имеет деньги, чем иметь их самому.

Что же касается предложения Луизе тех двадцати тысяч, то здесь действительно имел место досадный и непредвиденный случай, который подлил масла в огонь мстительного гнева Людовика, ни в чем не терпевшего соперничества.

Он не побеждал своих соперников, явных или мнимых, он их попросту устранял со своего пути, как устранил Никола Фуке, графа де Пейрака или, к примеру, маркиза де Монтеспан, который отнюдь не был его соперником, а только лишь позволил себе скорбеть по поводу лишения его законной жены.

Как и все иные честолюбивые монархи, Людовик XIV мечтал о военной славе. Однако по характеру своему он отнюдь не был воином, и это обстоятельство не могло не вступить в противоречие с той практической стороной военного дела, которой сопутствуют изнурительные походы, грязь, лишения, грохот орудий, стоны умирающих и обезображенные трупы. Разумеется, все подобное решительно отторгалось его натурой Нарцисса и сибарита.

Жаждая военной славы, он при этом оставался не более чем умозрителем, своего рода шахматистом, который вместо батальонов на полях кровавых сражений предпочитает передвигать на клетчатой доске пешек и слонов.

Умозрителем он, при всем при том, был достаточно опасным, искренне верившим в то, что удел Франции — всеевропейское господство, достижение которого является, как говорится, делом техники.

Ввиду всего этого не такими уж неуместными представляются сравнения этого изнеженного красавца с Наполеоном или Гитлером, разумеется, лишь в плоскости намерений, однако, как заметил когда-то один из древних мудрецов, промахнуться может удар, но намерение не может промахнуться…

Людовик XIV вел четыре войны, намереваясь отхватить себе самые лакомые куски европейского пирога и кое-что действительно отхватил, но не столько вследствие успешной реализации военного таланта, сколько необычайного везения, столь часто сопутствующего этому баловню Фортуны.

Характерные особенности военной деятельности Людовика достаточно точно отражает следующий эпизод. Когда он отправился в расположение северной группы своих войск, чтобы повести их на завоевание Фландрии и Брабанта, за ним последовала королева, разумеется, в сопровождении всего двора.

Это в немалой степени напоминало поход сирийского царя Антиоха III Великого на завоевание Индии в 206 году до н. э. Тогда в этом военном походе, больше напоминавшем выезд на пикник, помимо необходимой в таком случае армии, участвовала вся царская семья, со всеми тетушками, дядюшками, свояченицами и, естественно, любовницами первого лица государства.

Столь же опереточным должен был выглядеть и военный лагерь французской армии, расположенный в живописной долине неподалеку от городка Ла-Фер, когда к нему приближался длинный красочный кортеж из множества карет и расфранченных всадников и всадниц.

В головной карете ехала королева, строго-настрого запретившая кому бы то ни было обгонять ее, так как она желала первой приветствовать короля.

Когда кортеж уже спускался с холма, приближаясь к расположению войск, Луиза де Лавальер, ехавшая верхом, хлестнула своего коня и стремглав помчалась туда, где развивался королевский штандарт.

Королева была в бешенстве, но что уж тут поделаешь…

И на глазах у всей армии король бросается навстречу своей фаворитке! Он страстно целует ей руки и смотрит с таким вожделением, что, зная его характер, можно было бы не удивиться, если бы он выхватил Луизу из седла и тут же занялся бы с ней любовью.

Но Людовик сдерживает свой страстный порыв. Он приближается к карете супруги, бросает несколько приветственных слов и возвращается к Лавальер, после чего они галопом мчатся к призывно темневшей невдалеке рощице…

Галантный век, что и говорить!

А Лавальер в дальнейшем родила от короля несколько детей, двое из которых выжили и были официально признаны под именами графа Вермандуа и графини Анны Бурбонской.