Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд Страница 91

— Я не покину тебя, — заверил он. — Еще до того, как я заговорил о своей встрече с вице-королем, в душе я знал, что все разрешится именно таким образом.

Он взял ее руку и поцеловал, и они серьезно посмотрели друг на друга. И в эту минуту Фабрицио вспомнились строчки английского поэта, которые он читал на прошлой неделе: «У мужчины в жизни — три любви. Первая — юная любовь. Вторая — это женщина, на которой он женится. Третья — его невеста на смертном одре». Он не смог сказать Марии об этом.

— Я скажу тебе еще одно, Фабрицио. Не думай о роке, ибо это может принести нам несчастье. Верь в нашу любовь. Может быть, тебя смешат такие вещи, но я дважды в день молюсь Пресвятой Деве за нас. Мы с тобой вместе уже больше года. Мы выдержали то, что Карло известно о нас. Почему же нам не выдержать праздные сплетни и вице-короля? Клянусь тебе, что Лаура безмерно мне предана. Ведь это твоя семья, Карафа, наняла ее для меня. Она четырнадцать лет была моей спутницей и главным утешением, порой единственным. Зачем же ей лишаться своего счастья и спокойствия, ставя под угрозу мою жизнь? Что с ней будет, если я умру? Карло вышвырнет ее из дома. Она никогда не откроет наш секрет, мы будем продолжать здесь встречаться в полной безопасности. Ты слишком благороден, Фабрицио. Ты не любишь лгать, но теперь ты должен солгать с убежденностью. Не позволяй вице-королю запугивать тебя угрозами. Мужчины таковы, что всегда принимают всерьез голос официальной власти. Но женщины втайне посмеиваются над этой напыщенностью. Я прошу тебя быть сильным ради нас. Я смотрела в лицо Карло ради нас; а теперь ты должен посмотреть в лицо вице-королю ради меня. Скажи ему, что наш роман закончился. Посмотри на Венеру, которая улыбается нам сверху. Наша любовь безвинна. Кому мы делаем зло? Только Карло, быть может, а у него хватает достоинства позволять мне то, что он позволяет себе. Когда-то ты мне сказал, что любовь — высочайшая добродетель. Ты не можешь согласиться с этими невежественными людьми, считающими нашу любовь преступлением.

В следующий четверг утром Фабрицио доложил вице-королю, что церковь и государство важнее для него, чем Мария, и что вследствие этого он покончил со своей любовной связью. Ему поверили. И их любовь продолжалась в тайном дворце до осени следующего года.

ария сидела в библиотеке, с увлечением читая «Фьяметту» Боккаччо. Теперь, поздней осенью, она с удовольствием покидала свои апартаменты, наскучившие ей, и приходила в библиотеку почитать. Это была величественная, но удобная комната, заставленная темными шкафами с книгами в кожаных переплетах.

Полено в камине упало на угли с шипящим звуком, и, подняв голову, Мария вдруг встретила прямой взгляд Карло. Он просидел напротив нее около часа, составляя примечания к нотам, разложенным вокруг него, и был так молчалив, что она забыла о его присутствии.

— Солнце благословило тебя нимбом, — сказал он любезно, имея в виду эффект от полуденного солнца на ее волосах.

— Тебе нравится, Карло?

— Да. Это навело меня на мысль, что мы должны немедленно покинуть Неаполь и постоянно жить в Джезуальдо.

Книга упала Марии на колени.

— Зачем же нам это делать?

— Это спасло бы нас всех, — серьезно ответил он, буравя ее взглядом, словно хотел загипнотизировать, подчинить своей воле. Он редко к этому прибегал — только когда хотел добиться у нее согласия в каком-то деле. Обычно она уступала, но мысль о том, чтобы покинуть Неаполь и влачить свои дни в уединенном замке, повергала ее в панику. Это еще хуже Мессины. Только не поддавайся страху, приказала она себе. Карло чуял страх. Может быть, он просто с ней играет. Она научилась справляться с ним в такие минуты, демонстрируя вежливое равнодушие.

— Это слишком загадочно даже для меня, Карло. Объясни, что ты имеешь в виду.

— Мы не можем продолжать жить здесь. До этого момента наша жизнь была объектом сплетен для дураков. Последнее время она стала беспокоить людей, достойных уважения.

— Ах, вот ты о чем. — Она вздохнула с облегчением. Карло прислушивался к досужим сплетням не больше, чем она. Он был выше подобных вещей. Значит, он просто с ней играет. — Да. Это достигло крещендо. И гремит у меня в ушах. И дошло до такой точки, откуда нет возврата. Должен быть какой-то финал. И ты предлагаешь, чтобы мы сбежали в Джезуальдо, как загнанные звери на охоте? Не кажется ли это тебе довольно бесславным и скучным концом?

— А ты бы предпочла что-нибудь более волнующее?

— Я бы предпочла что-нибудь более достойное.

— Достойное. — Он подчеркнул это слово, прищурившись и глядя в какую-то точку над головой у Марии. Потом прикрыл глаза и язвительно засмеялся.

— Возможно, ты считаешь, что я пренебрегла своим достоинством, Карло, но уверяю тебя…

— Пренебрегла, дорогая кузина, пренебрегла. И своим, и моим, — заявил он, собрав бумаги у себя на коленях, и резко положил их на стол рядом с собой. — В последние дни я получаю письма от непорочных лиц, которым ваши действия нанесли тяжелую рану, и меня просят участвовать в утомительной беседе наедине. Мне ясно дали понять, что надлежит восстановить честь моего дома.

— Что за письма? Беседа наедине с кем? — спросила Мария, теперь встревожившись.

— Если я тебе расскажу, то это сделает этих лиц еще более несчастными, так как я знаю, что твой отважный рыцарь немедленно бросится смывать пятно на чести своей любовницы, а мне хватает ума, чтобы понимать, что ты тотчас же поделишься с ним этими сведениями.

Мария молча смотрела ему в глаза, пораженная тем, что он так открыто заговорил на тему, о которой они молчали почти два года. Она ждала, когда последует то, чего она опасалась.

— Бедная Мария, — произнес он мягко, подавшись вперед в своем кресле. — Как ты побледнела.

Она поднялась, и книга со стуком упала на пол.

— Не играй со мной, Карло. Говорю тебе, я этого не потерплю.

— Есть много такого, дорогая кузина и супруга, чего мы больше не станем терпеть. И я заявляю тебе, что радостям Неаполя пришел конец. Мы отправляемся в Джезуальдо на следующей неделе. Я прикажу слугам упаковать нашу одежду, а все остальное может быть отослано позже.

— Нет!

— Сядь! — крикнул Карло. — Пожалуйста, помни, что ты принцесса Веноза, — холодно произнес он.

Взглянув на его гордое лицо, Мария ощутила боль сожаления от того, что между ними нет любви. Слезы навернулись ей на глаза, и ей захотелось их осушить, потому что после смерти Беатриче она поклялась себе никогда не плакать в присутствии Карло. Слезы вызывали у него презрение.