Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж Страница 92

Вынужденный вернуться к своим обязанностям, я произнес слова, сделавшие виконтом ее отца. Церемония завершилась, и все наконец отправились в Большой зал на торжественное пиршество.

Екатерина не произнесла ни слова и старалась не смотреть на меня. Я понимал, что она чувствует себя оскорбленной… но приходилось мириться с действительностью. Я коснулся ее плеча. Она так резко отпрянула, словно к ней приблизился прокаженный. Мария пританцовывала вокруг, воодушевленная предстоящим праздничным весельем. Ее никоим образом не волновала судьба герцога Ричмонда.

Возглавляя шествие, Уолси привел гостей к массивным дверям, распахнул их и отступил в сторону, желая насладиться ожидаемыми вздохами восхищения.

И он не был разочарован, ибо мы единодушно выразили свой восторг. На покрытых роскошными скатертями столах, за которыми могли разместиться около трех сотен человек, поблескивали золотые блюда и серебряные приборы. Особый, стоящий отдельно стол накрыли для королевской четы и тех дворян, которых пожаловали сегодня новыми титулами. Уолси тактично усадил моего сына подальше от Екатерины и Марии.

Я надеялся, что сын будет сидеть рядом со мной, поскольку хотел поговорить с ним и получше узнать его. Бесси отвели место за «обычным» столом. Возникла щекотливая ситуация. Леди Тейлбойс приходилась матерью главной титулованной особе сегодняшней церемонии, но не являлась моей женой — более того, она была супругой одного из моих подданных. Однако в данном случае Уолси строго следовал придворному этикету.

Генри Фицрой оказался умным мальчиком. Несмотря на легкое смущение, он отвечал на мои вопросы, но сам не стремился к разговору, в отличие от моего племянника Брэндона. Тот громогласно нес белиберду и накладывал себе блюда, не дожидаясь, пока их ему предложат.

Зал заполнился гулом возбужденных голосов. В благословенной сумрачной прохладе этот шум действовал на меня раздражающе. Я окинул взглядом ближайшее окружение. Мне не пришлось развлекать разговорами Екатерину, поскольку она явно не желала беседовать со мной. Королева сидела, опустив глаза, и выбирала изысканные яства со своей тарелки. Прошедшая церемония обидела и озадачила ее. Я понимал это, однако что же еще нам оставалось делать?

Ради спасения от летней жары окна закрыли ставнями, поэтому в зале создалась странная атмосфера безвременья, которое мы изредка ощущаем… Порой, пробуждаясь от долгого сна, мы в недоумении спрашиваем себя: «Какой нынче день? Где я? Сколько мне лет?» За стенами жарило июньское солнце, однако в зале царила прохлада, и ясный солнечный свет сменился таинственным полумраком; я был женат, но сидевшего рядом со мной сына родила другая женщина, а сам я влюбился в дочь Томаса Болейна…

Да. Я понял, что должен завоевать ее. Как странно, учитывая, что мы с ней не перемолвились ни единым словом. А ведь я всегда считал себя осторожным человеком и редко принимал решения без долгих размышлений и серьезных оснований. (Впрочем, я много тогда передумал!) Однако сейчас сомнения не донимали меня: я пылал чувствами к Анне Болейн и мне до смерти хотелось овладеть ею.

Как я прежде насмехался над любовью и влюбленными! Я ничегошеньки не понимал в науке нежной страсти. К Екатерине я испытывал уважение и относился к ней с учтивым вниманием; игривая привязанность и вожделение свели меня с Бесси; перед матерью я благоговейно трепетал. Но о любовном безумии я не знал ничего.

Мне необходимо познакомиться с Анной. Где же она? Она должна быть в зале! Но за каким столом? Так, столы пора убирать.

Я встал и сообщил о своем желании. Уолси пытался возразить, заявив, что еще не подавали десерт. А после этого запланированы состязания и…

— Только не днем, — оборвал его я. — В жару такое зрелище вряд ли будет выглядеть пристойно.

Я окинул взглядом гостей; где же она?

— Я желаю танцевать… — повелительно прибавил я.

Да, надо устроить танцы. Тогда я смогу познакомиться с ней!

— Ваше величество… я отпустил своих менестрелей, у меня сейчас нет музыкантов…

Уолси совсем растерялся. Я рассмеялся. Рассмеялся так громко, что все взгляды обратились на меня.

— Тогда будем плясать без музыки! — воскликнул я.

Какая разница? Мне просто необходимо найти ее, и во время этих поисков я вполне обойдусь без музыкального сопровождения.

— Но позвольте…

— Уолси, распорядитесь убрать столы. Слишком обильное угощение может вызвать дурное самочувствие, когда мы выйдем из зала на солнце.

Я надеялся, что мое замечание прозвучало вполне логично.

— Да, да, безусловно.

Он поспешил исполнить приказ.

И вот столы убрали, гости разбрелись по залу, обсуждая далеко не в последнюю очередь странное поведение короля, сначала одарившего титулами своего бастарда, а потом прервавшего праздничное пиршество.

Анна словно испарилась. Среди дам не было ни одной темноволосой, в запомнившимся мне ярком желтом платье. Мой взгляд издалека выхватывал желтые дамские сумочки, шали и бархотки. Желтизна мельтешила у меня перед глазами, словно множество легкокрылых порхающих бабочек. Все совершенно напрасно.

Меня охватила досада, все вдруг опротивело, и мне захотелось уйти. К тому же в Большом зале стало ужасно душно. Слишком низкие потолки словно давили на меня. Да и окна пропускали совсем мало света. Это предназначенное для веселья помещение скорее напоминало мрачную исповедальню!

Мне отчаянно захотелось глотнуть свежего воздуха, увидеть солнечный свет! О чем, интересно, думал Уолси, когда строил этот мрачный каземат? Может, вспомнил о своем аскетическом духовном прошлом? Я протолкался к боковым дверям и распахнул их. Зной хлынул внутрь, он накинулся на меня, словно ожившее чудище. Такому пеклу удивились бы даже в Святой земле. Горячая волна, не сравнимая с легкой духотой приемного зала, накрыла меня с головой.

И вдруг я заметил в саду парочку. Увидел стройную фигуру в желтом платье. Анна! Она держала за руки высокого застенчивого юношу, а потом подалась вперед, чтобы поцеловать его. Они стояли перед цветником, и вокруг них повсюду желтели цветы. Желтое платье, желтое раскаленное солнце, а прямо у моих ног — желтая россыпь одуванчиков. В сердцах я захлопнул дверь.

Уолси направился ко мне, зажав в руке желтоватую бумагу.

— Я подумал, что вам захочется прочесть…

— Нет! — вскричал я, вырывая свиток из его рук.

Он отступил и огорченно произнес:

— Но там описана предыстория Хэмптон-корта начиная с тех времен, когда эти земли принадлежали рыцарям госпитальерам и здесь находилась община их ордена…

Бедняга! Он сделал мне щедрый подарок, а я так пренебрежительно принял его. Я вернул ему документ.

— Позже, вероятно…

Я вновь распахнул двери, и меня окутал палящий зной чужедальнего юга. Шагах в пятидесяти от меня зеленел в жарком мареве сад. Там по-прежнему стояла одетая в желтое особа, но она больше не целовала высокого юношу; теперь он обнимал ее. Они замерли, как каменное изваяние, лишь воздух колыхался вокруг них.