Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 93

– Гляньте-ка на ту лодку, мадам! Что там такое? – вдруг обратился к ней Морис Пино.

Он остановил мула и теперь указывал пальцем на женщину, лежащую в лодке, которая была привязана к стволу тополя и мерно покачивалась на воде. Магали разглядела, что волосы у женщины белокурые и она в светло-зеленом платье.

– Не шевелится… Господи, неужели мертвая?

– Пойду посмотрю! – сказал мужчина, спрыгивая на землю.

От природы любопытная, Магали тоже выбралась из повозки и последовала за крестьянином. Она предвкушала драму и хотела быть первой, кто узнает все подробности. Трава была мокрой от росы, подол юбки то и дело цеплялся за колючки, но Магали этого даже не замечала. И все же Морис Пино в своих грубых башмаках и толстых гетрах, которым колючки были нипочем, шел быстрее.

– Вот несчастье! – воскликнул он. – Я знаю эту даму. Она живет в мануарии Лезажей. Мы с ними соседи.

И он встал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть застывшее лицо Леоноры. Магали, едва подойдя к воде, полезла в лодку.

– Я посмотрю! Дайте мне руку, чтобы я не свалилась в реку! – дрожащим от волнения голосом попросила она. – Вода наверняка холодная. И подтяните лодку ближе к берегу!

Она забралась в лодку, приподняла Леоноре голову и приложила палец к сонной артерии у нее на шее.

– Благодарение Господу, она жива! – сказала она спустя пару секунд. – Нужно ее согреть, ее одежда вся мокрая. Знать бы, что с ней сталось… Мсье Пино, мануарий, о котором вы говорили, далеко? Лучше бы отвезти ее домой.

Даже обращаясь к своему спутнику, уроженка Прованса не теряла времени даром: она похлопала молодую женщину по щекам и, будучи более крепкого сложения, смогла чуть ее приподнять. Наконец веки Леоноры дрогнули и она открыла глаза.

– Где я? – выдохнула она едва слышно.

– На берегу речки Сала, в лодке, куда натекло порядочно воды! Мадам, как вас зовут?

– Леонора. Я хотела вернуться домой.

– Мы отвезем вас домой, не волнуйтесь! Благо у мсье Пино есть повозка.

– Но мой дом на острове Реюньон. Мой дом далеко…

Магали пожала плечами. Она уловила запах дыхания Леоноры, и теперь ей все стало ясно. Она знаком дала своему спутнику понять, что эта дама накануне выпила больше, чем следовало.

– Помогите мне! – сказала она. – Когда мы вытащим ее на берег, я укутаю ее в свое манто.

Она снова повернулась к Леоноре и заговорила с ней, будто с ребенком:

– Ну же, вставайте, мадам! Делайте, как говорит Магали, и все будет хорошо. Конечно, вы замерзли. Целую ночь пробыть на берегу! И родственники ваши наверняка места себе не находят! Вон у вас на пальце обручальное кольцо! А муж что скажет? Не следовало столько пить. Это нехорошо, особенно когда вы – такая красивая и молодая…

Морис Пино кивал, внутренне восхищаясь медоточивой терпеливостью, с какой миловидная уроженка Средиземноморья обращалась к незнакомке.

– Да, я много выпила… Думаю, что много. Вчера я стащила из буфета бутылку коньяка. Из запасов моего свекра… Мне было так грустно! Но как я тут оказалась?

Магали чуть крепче сжала запястье молодой женщины и проговорила тихо, с сочувствием:

– Идемте, моя хорошая! Идемте со мной. Когда переберешь лишнего, случается, ничего не можешь вспомнить.

Леонора позволила себя увести. Молодая женщина была очень бледна, и вид у нее был отсутствующий – жалкий призрак лучащейся радостью новобрачной, которой три года назад Гильем клялся в вечной любви.

В мануарии Лезажей, четверг, 1 июня 1882 года, в полдень

– Значит, вы были пьяны? – спросила у Леоноры Клеманс. – Вы уверены, что всему виной – алкоголь? Как вы оказались на берегу реки, в лодке?

– Я много выпила и совершенно не помню, что делала той ночью. Я ничего не помню!

– Леонора, прошу, будьте откровенны хотя бы со мной! Вас привезли домой в шесть утра, и в каком виде! Вас переодели, закутали в одеяла, напоили теплым молоком, после чего вы уснули. Теперь я хочу услышать правду. Даже если Гильем вас обижает, даже если он больше не любит вас, у вас есть дети, и вы должны думать прежде всего о них!

– Оставьте меня, Клеманс! Мне хочется спать.

– Я не выйду из этой комнаты, пока вы не объясните, что произошло. Я отправила Макэра за доктором Рюфье. Он должен вас осмотреть, я настаиваю на этом!

Леонора слушала вполуха. Мысли ее были об одном: она должна вернуться на свой остров, на родину, к матери и кормилице, в прекрасный дом, окруженный плантациями сахарного тростника, где в воздухе витает сладкий аромат цветущей ванили…

– Клеманс, вы могли бы принести мне перо и лист бумаги? – попросила она. – Я хочу написать письмо.

– Я позвоню и попрошу Николь все это принести, однако я сомневаюсь, что у вас достанет сил писать. Вы выглядите совершенно разбитой.

– Меня больше ничто не удерживает в Арьеже. Я намереваюсь вернуться домой, причем как можно скорее.

– Домой? Вы хотите сказать, на остров Реюньон? А как же дети?

– Там им будет так же хорошо, как и мне, когда я была маленькой!

С этими словами Леонора закрыла глаза, и на губах ее заиграла слабая улыбка.

– Какого мнения об этом мсье Альфред Пенсон? – едва слышно поинтересовалась ее невестка.

– Понятия не имею. Я не желаю о нем думать. Он предал меня, как и все остальные. Вам еще не сказали, но он отказался от участия в процессе над Анжелиной и ее служанкой? А ведь только он один мог проявить к ним милосердие… Теперь мне больше не на что надеяться. Гильем превратит мою жизнь в ад, вы это понимаете?

И молодая женщина расплакалась. Она вспомнила нежные прикосновения судьи, страстные поцелуи, ласки. Прижавшись к нему, она испытывала упоительное чувство безопасности – именно то, в чем сейчас так отчаянно нуждалась.

– Кому еще известно о моей безумной ночной эскападе? – спросила она.

Клеманс сочла, что это добрый знак: к Леоноре возвращается способность мыслить логически. Она поспешила ответить:

– Вам повезло. Я часто просыпаюсь раньше всех в доме, так было и сегодня. Когда эти люди, мужчина и женщина, вас привезли, со мной была только Жанна. Ей можно доверять, тем более что она сама предложила никому не рассказывать об этом происшествии. Для меня это был настоящий шок, бедная моя Леонора! Я была уверена, что вы спите у себя в спальне. И все же я решилась рассказать все мужу до того, как он уедет в город. Для домочадцев мы придумали свою версию происшедшего: вы вышли прогуляться на рассвете, замерзли, простудились, и теперь вам нужно какое-то время побыть в постели.

– Жанна все равно расскажет Франсин, а та – Гильему. И он будет надо мной насмехаться, упрекать в том, что я плохая мать!