Маленькая Леди в большом городе - Эстер Браун Страница 95

Она многозначительно взглянула на Джонатана. У меня все сжалось внутри.

– Нет. Я берусь за подобные дела в исключительных случаях, – пролепетала я. – Мне пора уходить. Встречаюсь с сестрой. Она, наверное, уже ждет на улице.

– Да? – саркастически спросил Джонатан. – Тоже в парике? И как вы друг друга узнаете?

Я засмеялась, пытаясь сделать вид, что принимаю его слова за шутку.

– Джонатан! Ты, случайно, ее не видел? Чертовски глупый ход. Я собиралась поужинать с Эмери, а она была настолько рассеянной, что частенько не могла вспомнить ПИН-код – год собственного рождения. И вряд ли уже появилась у клуба, где мы условились встретиться.

– Нет, – ответил Джонатан. – Мы ее не видели.

– Эмери? – спросил внезапно Годрик. – Ты ужинаешь с Эмери?

– Да! – ответила я. Сомнение в голосе – обычная Годрикова черта – сейчас играло против меня. – Я не сказала тебе раньше, потому что подумала… не стоит бередить твои чувства.

Я быстро подняла руку, чтобы он ничего не говорил в ответ.

– Какие у меня могут быть чувства к Эмери? – возмутился Годрик. – Я интересовался только тобой!

– Десять лет назад, – прибавила я, заметив ужас на лице Кристи. – Десять лет назад! Ха– ха-ха!

Годрик открыл было рот, но я впилась в него таким взглядом, какой, клянусь, мог скинуть картину со стены.

Синди ухмыльнулась.

– Верно говорят: истинная любовь не умирает. Правда, Джон?

– Не знаю, – процедил Джонатан, почти не двигая плотно сжатыми губами.

Синди пихнула его в бок и, глядя на меня, выразительно повела бровью: «Мужчины! Что с них взять?»

– Ну же, дорогой. В душе ведь ты романтик. Помнишь Антигуа?

На меня обрушилась лавина чувств: страх, отчаяние, растерянность и ярость. Почему Джонатан не сказал мне, что проведет сегодняшний вечер с ней? Как часто умалчивал об этом в прошлом? И о чем они собирались беседовать, когда я уйду? Об Антигуа?

Я распрямила плечи.

– В общем, вижу, ты действительно занят, Джонатан, – сказала я. – У вас деловая встреча или просто решили отдохнуть?

Синди бросила на Джонатана вопросительный взгляд.

– Деловая или нет, Джон? – Она снова посмотрела на меня. – Скажем, пятьдесят на пятьдесят.

– Компания Синди спонсирует ряд телепередач, – сухо пояснил Джонатан.

– Да, потому я не могла не прийти. А поскольку Джонатан захотел… – Синди сделала паузу, чтобы я подумала, будто она вынуждена придумывать оправдание, – встретиться и поговорить о продаже квартиры, я пригласила его сюда.

Я взглянула на Джонатана.

– Все так, как говорит Синди, – ничего не выражающим голосом произнес он.

В груди что-то щелкнуло и камнем полетело вниз.

– В таком случае не буду вас отвлекать, – сказала я. – До свидания, Годрик, Кристи. Надеюсь, приятно проведете вечер. Я заказала вам столик в «Чиприани». Рада знакомству, Синди.

С этими словами я поспешила к выходу.

Угадайте, с кем я столкнулась на верхней ступеньке. С Эмери! Которая впервые в жизни опоздала всего на десять минут.

Я еле устояла перед соблазном затащить ее внутрь в качестве вещественного доказательства. Впрочем, было слишком поздно.

– Мелисса? – произнесла она, вглядываясь в мое лицо. – Мелисса?

– Да, это я, – сказала я. – Просто надела парик.

– Тебе идет, – заметила Эмери. – Выглядишь как мама. Только моложе, полнее, чем она, и как будто… злее.

– Парик тут ни при чем, – пробормотала я. – Пошли: умираю хочу выпить.

Расположиться пришлось не в чудесном вегетарианском местечке, где Эмери заказала столик – она забыла записать адрес, – а в обычном итальянском ресторане, где нам тут же принесли по большому блюду пасты и красное вино.

Из меня хлынул неудержимый поток слов. Эмери принялась внимательно слушать. Я знала: это вовсе не означает, что в итоге она даст мудрый совет, но Эмери умела посочувствовать. Не зря годы напролет сострадала несчастным барашкам и обожала поэзию времен Первой мировой.

– А ты ладишь с бывшей женой Уильяма? – спросила я.

– О, мне гораздо проще, – ответила Эмери. – Я с ней не общаюсь. Вероника вообще умерла. А про которую ты спросила? Про Гвендолин?

Я молча кивнула. Даже говорить уже не хватало сил.

– Я делаю вид, будто ее не существует вовсе, – умиротворенно сообщила Эмери. – Твержу себе: это вымышленный персонаж, от которого всего-навсего приходят поздравительные открытки.

– А как же Валентино?

Уильям был отцом пятилетнего мальчика.

Эмери расширила глаза.

– Уильям не желает, чтобы я с ним виделась. Говорит, ни к чему эта путаница.

Я замерла. С вилки на салфетку шлепнулись макароны.

– Значит, так удобно самому Уильяму? Чтобы ты прикидывалась, будто Гвендолин и Валентино нет на свете?

– Угу. Так советует Уильямов врач. По его словам, проще, если я не буду касаться его прежней семьи. Я и бывшая жена с ребенком для Уильяма будто отдельные страницы, понимаешь? По-моему, идея мудрая. Теперь, когда я живу не в Англии, и на отца смотрю, как на человека с другой страницы. – Эмери печально улыбнулась. – Точнее, я переселила его в другую книгу.

– А по-моему, не так уж это здорово, Эм.

– Тебе будет приятнее, если бывшая женщина Джонатана всю оставшуюся жизнь будет совать нос в твои дела? – спросила Эмери с несвойственной ей резкостью.

Я задумалась.

– По мне, было бы лучше, если бы я виделась с ней там, где ожидаешь. Не терялась в безумных догадках, откуда она вынырнет в следующий раз.

Эмери по-сестрински легонько толкнула меня под столом ногой.

– Бедняга Мел, – пробормотала она. – А ты не думала перекраситься в светлый? Тебе очень идет.

Я вздохнула и отодвинула тарелку с пастой.

Эмери поспешила вернуться в гостиницу, чтобы в привычный час перед сном помедитировать, а я медленно побрела по улицам Уэст-Виллид– жа назад к дому Джонатана. Парик, точно постыдная тайна, лежал в сумке, а мои собственные волосы, как мне казалось, были более, чем когда-либо, темные и прилизанные.

Дойдя до Вашингтон-сквер, я опустилась на ступеньку величественного жилого здания, уронила голову на грудь и прижала ладони к щекам. В парке горели фонари, люди до сих пор играли в шахматы, другие выгуливали перед сном собак, третьи, где-то отдохнув, возвращались домой – счастливые и умиротворенные.

Грудь вдруг наполнило несносной тяжестью, приковывая меня к месту. Худшего со мной, пожалуй, не случалось. Конечно, бывали черные минуты и в прошлом, однако столь обессилевшей и опустошенной я в жизни себя не чувствовала. Хотелось оправдаться перед самой собой, но чем отчаяннее я пыталась объяснить, как так вышло, тем сильнее становилось ощущение вины, тем больше пугала мысль, что Джонатан решит: я в ней серьезно ошибся, пора ее оставить.