Стрелы на ветру - Такаси Мацуока Страница 96

Должно быть, Гэндзи хочет предложить ей очистительное возлияние, прежде чем вынести приговор. Его великодушие разрывало сердце Хэйко. Она чувствовала, что еще мгновение – и она, не выдержав, разрыдается.

– Думаю, ты бы сделала это ночью, пока я сплю. Это самый милосердный способ.

Хэйко промолчала. Произнеси она хоть слово, и чувства предали бы ее. Она безмолвно смотрела на циновку, и ее била дрожь.

– Господин! – донесся из-за двери голос Ханако.

– Входи.

Глаза Ханако покраснели и припухли. Она поклонилась и вошла, держа поднос на вытянутых руках. На подносе стояли кувшинчик сакэ и одна чашечка. Ну конечно. Гэндзи ведь не станет пить с ней. Она выпьет одна. Она покаялась и готова встретить свою судьбу.

Ханако низко поклонилась Гэндзи. Потом повернулась к Хэйко и поклонилась ей – так же низко. А потом, не выдержав, всхлипнула, и плечи ее затряслись. Служанка расплакалась.

– Госпожа Хэйко! – только и смогла вымолвить она.

– Благодарю тебя за подаренную мне дружбу, – сказала Хэйко. – Мы обе с тобой сироты, а судьба сделала нас сестрами, хоть и ненадолго.

Не в силах больше сдерживаться, Ханако подхватилась на ноги и с плачем выбежала из комнаты.

– Интересно, чужеземцы плачут так же часто, как и мы? – сказал Гэндзи. – Сомнительно. Если б они тоже любили поплакать, то вместо науки создали бы театр кабуки, как и мы.

Он взглянул на поднос.

– Интересно, чем она думала, когда несла всего одну чашку? Ну да ладно.

К изумлению Хэйко, Гэндзи взял чашечку с подноса и приподнял, ожидая, пока ее наполнят. Ошеломленная гейша уставилась на него в полном недоумении.

– Я предпочитаю пить сакэ, пока оно не остыло, – сказал Гэндзи. – А ты?

Хэйко окончательно перестала что-либо соображать. А потому прикоснулась к кувшинчику и налила Гэндзи сакэ. Гэндзи выпил и предложил чашечку ей.

Но Хэйко отказалась.

– Господин… – промолвила она.

– Да?

– Я не могу пить из одной чашки с вами.

– Почему вдруг?

– Приговоренный не может прикасаться к сосуду, которого касались губы господина.

– Приговоренный? О чем это ты?

Гэндзи взял Хэйко за руку и вложил чашечку ей в ладонь.

– Господин, я не могу, – стояла на своем Хэйко. – Это лишь добавит гнусности моим преступлениям.

– Каким еще преступлениям? – поинтересовался Гэндзи. – Я что, мертв? Или искалечен? Или самые сокровенные мои тайны стали известны врагам?

– Господин, я скрыла от вас свою истинную природу. Гэндзи тяжело вздохнул.

– Ты что, считаешь меня полным идиотом?

– Господин?

– Самая красивая гейша Эдо выбирает в любовники самого незначительного из князей. Исключительно из-за моей красоты, обаяния и остроумия. Разумеется. Как же иначе? Ты не находишь, что я был бы редким дурнем, если б не задумался, что за этим кроется?

Гэндзи поднял кувшинчик. Хэйко пришлось подставить чашечку, иначе сакэ пролилось бы на циновку.

– Я знал, что ты работаешь на Въедливого Глаза, – сказал Гэндзи. – Этот человек терпеть меня не может. Я знал, что ты на него работаешь, и был уверен, что ты знаешь, что я об этом знаю. И знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В конце-то концов, мы не дети и не чужеземцы. Для нас плести интриги так же привычно, как дышать. Мы, наверное, уже не можем без них.

Он жестом велел Хэйко пить. Гейша была так потрясена, что повиновалась. Князь забрал у нее чашку, и Хэйко налила ему еще.

– Вы не можете закрыть глаза на мое предательство, – сказала Хэйко, – и не можете оставить его безнаказанным. Ваши вассалы перестанут уважать вас.

– Разве я заслужил наказание?

– Вы, мой господин? Конечно же, нет! Вы не сделали ничего дурного.

– Тогда почему я должен карать сам себя?

– Вы и не должны. Наказания заслуживаю я одна.

– В самом деле? Ладно. Предлагай.

– Не мне это решать.

– Я приказываю. Хэйко поклонилась:

– Мой господин, есть лишь два выхода: казнь или изгнание.

– С одной стороны, ты – гейша и моя возлюбленная. С другой, ты – ниндзя и агент тайной полиции сёгуна. Как отделить одно от другого? Мы живем в мире, где разные виды верности постоянно сталкиваются друг с другом. И не непорочность, а природа равновесия обнажает нашу истинную суть. Я не нахожу никакой вины ни на тебе, ни на мне. Следовательно, мы оба оправданы.

– Господин, вам не следует прощать меня так легко.

Гэндзи взял Хэйко за руки. Хэйко попыталась высвободиться, но он не отпускал.

– Хэйко, посмотри на меня.

Но Хэйко не могла заставить себя поднять взгляд.

– Наказание, которое ты предлагаешь, причинит мне неизбывную боль. Разве это справедливо?

Гейша не ответила. Гэндзи отпустил ее.

– Так значит, любовь, о которой ты говорила, настолько слаба, что ты предпочитаешь умереть, – сказал он.

– Мы с Кумэ были последними из нашего клана, – произнесла Хэйко. – Как я могу позабыть о своей клятве и остаться жить? Я опозорю этим и его, и себя.

– Если ты умрешь, моя жизнь превратится в жалкое, безрадостное существование. Как я могу вынести такой приговор сам себе?

– У нас нет иного выхода. Такова наша карма.

– А такова ли она? Кто еще в замке, кроме Старка, знает об этом?

– Думаю, теперь уже все. Скверные новости разносятся быстро.

– Я имел в виду – официально.

– Кроме вас – никто, господин.

– Значит, наилучшим выходом будет ложь, – произнес Гэндзи и ненадолго задумался. – Ты только делала вид, будто работаешь на Въедливого Глаза. А сама все это время сообщала обо всем мне. Даже сейчас мы разрабатываем планы, как с твоей помощью продолжать поставлять Каваками ложные сведения, чтоб убаюкать его мнимым ощущением всеведения. А когда мы будем готовы, захлопнем капкан и заставим Каваками совершить роковую ошибку.

– Но это же смешно! Никто в это не поверит.

– А им не обязательно верить. Достаточно будет, если они притворятся, что верят. И мы тоже притворимся. Хидё, Таро!

Обе половинки двери мгновенно разъехались.

– Господин.

– Пришло время рассказать вам о самой тайной моей стратегии, – сказал Гэндзи. – Входите и закройте дверь.

Когда Гэндзи завершил свое повествование, самураи низко поклонились Хэйко.