Неукротимая Анжелика - Анн Голон Страница 97

Чувственность, источаемая этой толпой, была так навязчива, что Анжелика опустила глаза. Заразительная любовная горячка потревожила и ее. В нескольких шагах какой-то араб не сводил с нее взгляда. Это был один из офицеров алькаида, его племянник Абдель-Карим. Анжелика отметила, что он красив, как античная статуя. У него было лицо цвета палисандра с темными глазами и белым кружевом зубов, сверкавших, когда он улыбался, отвечая на комплименты Османа Ферраджи.

Но теперь он не улыбался. Он не спускал глаз с французской пленницы, чье непривычно белое лицо светилось в темноте. Почувствовав его взгляд, Анжелика повернула голову. И содрогнулась, прочитав зов в его больших требовательных черных глазах. Она увидела, как дрожат его полные губы и гладкий подбородок с ямочкой посередине, словно у прекрасных бронзовых римских бюстов. Анжелика обернулась, ища глазами Османа Ферраджи: не заметил ли он, что она сделалась предметом пристального внимания?..

Но он куда-то отошел и, может быть, именно его отсутствие ободрило молодого человека. Огонь костров замирал, отбрасывая гигантские тени за стену, и красные камни крепости постепенно погружались во тьму. Казалось, пламя мигало в такт ритмам танца и голосам, звучавшим то громче, то тише, переходя от гортанного крика к глухому шепоту, к бессловесному хрипу, чтобы затем вновь зазвучать громко… и вновь затихнуть…

В возникавшей тишине слышался лишь скрип песка под логами неутомимых танцовщиц. Когда этот топот смолкнет, когда последний уголек погаснет, единый порыв бросит навстречу друг другу мужчин и женщин.

Взгляд Анжелики неотвратимо возвращался к неподвижному, словно зачарованному лицу молодого шейха. На нее смотрели и другие, но этот желал ее с устрашающим жаром, как некогда Накер-Али. В ней пробудилось стремление откликнуться на его призыв. Она вновь познала тот голод, что проникает до внутренностей, и почувствовала слабость, почти головокружение. Ей на миг захотелось опустить глаза, но тут же она вновь посмотрела на юношу. Наверняка у нее был весьма выразительный вид, поскольку губы его тронула торжествующая улыбка, и он подал ей знак. Анжелика резко отвернулась и набросила покрывало на лицо.

Ночь сгущалась. В заговорщической темноте движения танцовщиц замедлились, одна за другой они падали наземь, и тогда от толпы зрителей отделялись хищные тени охотников, бросающихся на давно подстерегаемую добычу.

После бесконечного ожидания, танцев и ритуальных напевов приблизилось время последнего, главного ритуального действа. Музыкальные инструменты смолкли, костер отбросил последний отблеск и погас.

Под надзором евнухов пленница в сумерках возвратилась в свою палатку. Она бросилась на обтянутый шелком диван, и полог входа упал. Анжелика позвала свою соседку-черкешенку, но той в палатке почему-то не было, и она осталась наедине со снедающей ее тревогой.

Снаружи евнухи, равнодушные к охватывающей лагерь любовной лихорадке, разводили по местам гаремных рабынь.

Анжелика задыхалась. Ночь была душной, все звуки замерли, кроме тех, что были, казалось, порождены всеобщим совокуплением, совершавшимся снаружи, не прекращаясь и сотрясая землю. Она чувствовала себя больной, стыдилась своего жара, ее нервы были напряжены, но при всем том она не расслышала ни тихого поскрипывания кинжала, вспоровшего ткань за ее спиной, ни того, как легкое тело скользнуло в шатер. Лишь когда чья-то крепкая прохладная рука коснулась ее горячей кожи, она вскочила в смертельном ужасе. При неясном свете ей удалось различить искаженное страстью ликующее лицо, склонившееся над ней.

— Вы с ума сошли!

Сквозь муслин ночной рубашки она чувствовала, как ее ласкают ищущие руки, а улыбка Абдель-Карима над ее головой походила на осколок луны.

Она дернулась и вскочила на колени. Арабские слова ускользали из памяти, однако ей удалось составить фразу:

— Уходи! Уходи! Ты рискуешь жизнью.

Он ответил:

— Знаю! Не важно! Надо… Это ночь любви.

Он встал на колени около нее. Мускулистые руки охватили талию, словно стальное кольцо. И тогда она увидела, что он пришел полуодетым, в одной набедренной повязке, готовый к любовной схватке. Его гладкая кожа с терпким перечным запахом прильнула к ее коже. Она беззвучно попыталась его оттолкнуть, но он клонил ее к подушкам с силой, удесятеренной желанием. Медленно он опрокидывал ее навзничь, и она обессиленно поддавалась его непонятной, неукротимой и яростной власти.

Нависшая над ними угроза смерти ужесточала его напор. Пугающая тишина сопутствовала их любовной борьбе, одновременно размеренной и страстной, и, словно запретному плоду, придавала сладость обрушившемуся на них наслаждению.

Внезапно их окружили евнухи. Они вошли крадучись, как черные демоны. Анжелика угадала их приход раньше, чем юноша, утонувший в истоме любовного единоборства. Она пронзительно вскрикнула…

Они схватили юношу, оторвали от нее и выволокли наружу…

Утром караван проследовал мимо красных крепостных укреплений. Анжелика ехала верхом. В ветвях серебристого от старости оливкового дерева она увидела мертвое тело. Несчастный был подвешен за ноги. На земле под ним догорал костер, обугливший его голову и плечи. Анжелика натянула поводья. Она не могла оторвать глаз от ужасного зрелища. Она была уверена, что это тело прекрасного бронзовокожего божества, посетившего ее ночью. Белый конь Османа Ферраджи поравнялся с ней. Анжелика медленно повернулась к евнуху.

— Вы все подстроили, Осман-бей, — прерывающимся голосом проговорила она.

— Вы сделали это нарочно, ведь правда? Вот почему в палатке не было черкешенки! Вы знали, что он попытается проникнуть ко мне… Вы позволили ему ползти, карабкаться, скользить по земле, чтобы добраться до меня… Будьте вы прокляты, Осман-бей! Я вас ненавижу!..

На ее разъяренный взгляд Осман Ферраджи ответил холодным зеркальным блеском огромных египетских глаз и с улыбкой произнес:

— Знаешь, что он сказал перед смертью? Он сказал, что ты — горячая и умопомрачительно страстная и сама смерть — ничто для того, кто познал наслаждение в твоих объятиях… Ты солгала мне, Фирюза! Ты совсем не бесчувственна, и тебе не занимать опыта в любовных делах.

— Я ненавижу вас, — повторила Анжелика. Но в глубине ее сердца шевельнулся страх: она начинала понимать, что в этом поединке он сильнее ее.

На подходах к Фецу стали видны следы отбушевавших боев. Мертвые лошади, трупы людей, уложенные в лощинках среди голой розовой и серой земли. Туча коршунов кружила над городом. На крюках, вделанных для подобных случаев в золотистые городские стены, висели тысячи окровавленных голов. На двух десятках крестов, расставленных по три, корчились искалеченные тела, что придавало окружавшим город холмам сходство с Голгофой. Стоял такой смрад, что Осман Ферраджи не захотел входить в город и караван остановился в некотором отдалении.

На следующий день явились гонцы, передававшие Верховному евнуху благие пожелания монарха и счастливую весть, что изменник-племянник Абдель-Малек попал в плен и отряды янычаров везут его живым. Мулей Исмаил самолично отправился навстречу поверженному врагу с двумя тысячами конников, тысячью пехотинцев и сорока рабами-христианами, несущими большущий котел, кинтал смолы и столько же жира и оливкового масла. За ними следовали повозка дров и шестеро мясников с тесаками в руках.