Вечный Тук - Натали Бэббит Страница 11

— Она течет, — повторил Тук, — к океану. Но эта лодка сейчас застряла. И если мы сами ее не сдвинем, она будет стоять здесь вечно, как бы ни старалась освободиться. То же и с нами, Туками. Мы застряли, Винни. Застряли и не можем сдвинуться. Мы больше не часть колеса. Нас словно сбросили. Высадили на обочине. Все вокруг нас движется, растет, изменяется. Например, ты. Сейчас ты ребенок, но когда-нибудь вырастешь и станешь женщиной. А затем придет время для новых детей.

Винни моргнула и внезапно поняла, о чем он говорит. Поняла, что ей — да-да, даже ей! — волей-неволей когда-нибудь придется покинуть этот мир. Погаснуть, как огонек свечи. И тут уж протестовать бесполезно. Этого не избежать. До сих пор Винни изо всех сил старалась не думать об этом, но иногда, вот как сейчас, приходилось. От беспомощности и обиды она разозлилась и выпалила:

— Я не хочу умирать!

— Конечно, — сказал Тук. — Твое время еще не пришло. Но смерть — это тоже часть колеса, за которой следует рождение. Нельзя вынуть из колеса одни кусочки, какие вздумается, а другие оставлять. Быть частью целого — благословенный дар. Но мы лишились его — мы, Туки.

Жизнь и без того тяжкий труд, Винни, а наш путь по жизни еще и бесполезен. Лишен всякого смысла. Если бы я только знал, как опять взобраться на колесо, я бы тут же сделал это не раздумывая.

Жизнь невозможна без смерти. То, что нам выпало, — это не жизнь. Мы не живем, Винни, а просто существуем, как камни у дороги.

Голос Тука звучал сейчас жестко, и изумленная Винни сидела не шелохнувшись. С ней еще никто никогда не говорил о подобных вещах.

— Я хочу снова расти! — горячо воскликнул Тук. — Расти, изменяться. И если это означает движение к концу жизни, я хочу и этого. Знаешь, Винни, на самом деле этого не понять, пока не испытаешь на собственной шкуре. Если люди узнают об источнике в Лесной Прогалине, они все ринутся туда, как свиньи к корыту, топча друг друга из-за этой воды. А кончится это очень-очень плохо… хотя и не сразу. Ты только представь себе! Все дети останутся навсегда детьми, а старики — стариками. Можешь вообразить, каково это? Навсегда! Колесо будет продолжать вращаться, вода все так же будет течь к океану, но люди навеки останутся прежними, как придорожные камни. Они просто не поймут, каково это, пока не окажется слишком поздно. — Тук взглянул на нее в упор. — Понимаешь, детка? Теперь понимаешь? О Боже, только бы ты поняла!

Наступило долгое-долгое молчание. Пытаясь справиться с охватившими ее мучительными чувствами, Винни оцепенела и сгорбилась. Шум воды не умолкал в ее ушах. Вода сейчас была серебристо-черной, она плескалась у бортов лодки и, огибая ее, спешила к ручью.

А затем с той стороны пруда послышался голос. Это был голос Майлза, и каждое слово, летящее над водой, отчетливо доносилось до них:

— Па! Па, возвращайся! Скорее, па! Лошадь исчезла! Ты слышишь? Кто-то украл лошадь!

Несколько позже человек в желтом костюме спешился и привязал лошадь Туков к забору Фостеров. Он проверил ворота — не заперто, протиснулся в приоткрытую щель и зашагал по дорожке к дому. Было уже очень поздно, около полуночи, но окна сияли золотистым светом: в доме не спали. Человек в желтом костюме снял шляпу и пригладил волосы длинными белыми пальцами. И постучал в дверь. Бабушка Винни сразу же открыла, но прежде, чем она успела хоть что-то сказать, мужчина быстро произнес:

— Добрый вечер! Можно войти? У меня для вас хорошие новости. Я знаю, кто похитил вашу девочку.

Тукам ничего не оставалось, как отправиться спать. Было уже слишком темно, чтобы искать конокрада. К тому же они понятия не имели, когда же он увел ее и куда отправился.

— Просто неслыханно, па, — возмутился Джесс, — явиться к людям и увести лошадь прямо у них из-под носа!

— Да, безобразие, — согласился Тук. — Но вопрос в том, обычный ли это вор, или у кого-то были особые причины. Не нравится мне это. У меня плохие предчувствия.

— Успокойся, Тук, — вмешалась Мэй. Она расстилала лоскутное одеяло на старом диване, готовя постель для Винни. — Слишком ты всего боишься. Сейчас уже ничего не поделаешь, и не стоит нервничать. И нечего думать о каких-то особых причинах. Пойдем хорошенько выспимся, а утром разберемся на свежую голову. Отправляйтесь к себе, мальчики, да не болтайте, а то мы не уснем. Винни, детка, твоя постель готова. Ты чудесно будешь спать здесь на диване.

Но Винни еще очень долго не могла заснуть. Диванные подушки были ужасно комковатые и пахли старыми газетами, а сиденье кресла, которое Мэй дала ей под голову, оказалось тонким и жестким, да вдобавок еще и шершавым. К тому же пришлось лечь не раздеваясь. Мэй предлагала ей ночную рубашку — невероятно длинную, из линялой бумазеи, но Винни отказалась. Она признавала только одну ночную рубашку — свою собственную, а без нее было тоскливо и грустно. Радость, охватившая Винни сегодня утром по пути сюда, куда-то улетучилась. Огромный мир снова съежился, старые страхи вернулись и опять обступили ее со всех сторон. Просто невероятно, что ей приходится ночевать в этом месте! Это возмутительно! Но что поделать? После беседы в лодке у нее совсем не оставалось сил.

Неужели все это правда? Они действительно никогда не умрут, эти Туки? Им, похоже, и в голову не приходило, что она может не поверить. Их волнует лишь одно: чтобы все сохранилось в тайне. А вот она взяла и не поверила. Это же чепуха, бред какой-то! Или нет? Или все-таки правда?

У Винни кружилась голова. Только мысль о человеке в желтом костюме не давала ей расплакаться. «Он уже рассказал им, — повторяла она про себя. — Они искали меня долго-долго. Но не знали где. А тот человек видел, куда мы пошли. Папа найдет меня. Они уже ищут меня и скоро придут».

Завернувшись в лоскутное одеяло, она твердила это снова и снова. А на дворе уже взошла луна, окрасив пруд серебром. Похолодало, и над водой уже поднимался легкий туман. Лягушки вели мирную беседу. Вскоре к ней присоединилось размеренное, пронзительное стрекотанье сверчков.