Ведьма Пачкуля и сумасшедшие каникулы - Кай Умански Страница 16

— Разумеется, нет, — живо сказала Чепухинда. — В меню написано: яйцо или гренка. А не и то и другое. Просить гренки будет неприлично.

Ведьмы дружно вздохнули. Если Чепухинде какая дурь засядет в голову, ни в жизнь не переубедишь.

— Надо было идти завтракать к Пачкуле в палатку, — посетовала Мымра. — Как Шельма. Они сардельки жарят. Чувствуете, как пахнет? Вот это я называю хорошим завтраком.

— И что же вы называете хорошим завтраком, позвольте спросить? — осведомился стальной голос. Все аж подскочили. В дверях стояла миссис Молотофф.

— Славное крутое-прекрутое яичко, — твердо сказала Чепухинда. — Просто пальчики оближешь. И так сытно! Правда, дамы?

Ведьмы мрачно поддакнули.

Тем временем в палатке… Шельма поднесла сардельку к губам и замерла. Ее бедный нос после вчерашних солнечных излишеств являл собой весьма печальное зрелище. На ночь Шельма сунула его в миску со льдом, но нос по-прежнему испускал красное сияние. Хорошо, что для еды нос не нужен, и аппетит у Шельмы не пропал.

— Ты шутишь! — Она аж рот раскрыла от удивления.

— И не думаю шутить, — сказала Пачкуля. — Я же те говорила, что придумаю блестящий план. Мы всю ночь не спали, обсуждали, готовились, да, Хьюго?

— Та, — сказал Хьюго и зевнул. — Гофорить больше ты. Я работать. Видеть мои глаза? Они софсем розовые.

— Они у тебя всегда розовые, — проворчал Дадли, косясь на Хьюго. Кот сидел в углу и рвал на части сардельку. — Мерзкие розовые глазенки. Как у всех хомяков.

— Да фто ты гофорить? — огрызнулся Хьюго. — И дафно одноглазый мешок с блохами стать эксперт по зрению?

— Хомячок, — прошипел мстительный Дадли.

— Кофо ты насыфать хомячок?

— Тебя. Хомячок, хомячок.

— Ты слышать, госпоша? Кот обсыфаться!

— Тихо, вы двое, — велела Пачкуля. — Потом будете пререкаться. Мы с Шельмой обсуждаем мой блестящий план.

— У тебя ничего не выйдет, — хмыкнула Шельма.

— У нас, ты хочешь сказать, — поправила ее Пачкуля.

— Ну нет, — сказала Шельма. — Меня не впутывай. На этот раз я точно пас.

— Ну же, Шельмок, ты должна мне помочь! Мы же делаем это ради Скотта. Я куплю тебе пожизненный запас косметики. Предложение, от которого невозможно отказаться!

— Нет, — сказала Шельма.

— Я буду чистить твои ботинки до конца года.

— Нет, — сказала Шельма.

— Я дам тебе посидеть у окошка на обратном пути.

— Нет, — сказала Шельма.

— Тогда отдавай сардельку, — сказала хитрая Пачкуля и протянула руку.

— Ну ладно, — мрачно сказала Шельма. — Помогу. Раз надо.

У каждого своя цена.

Волшебники в «Приюте чародея» тоже уплетали сардельки. Целые горы жирных сарделек — скрипучие официанты только и успевали подносить блюда. На завтрак подавали и мюсли, но волшебники равнодушны к здоровой пище. Джеральд Справедливый как-то раз попробовал мюсли — справедливости ради, — но на следующий день, как все заметили, вернулся к сарделькам.

— Кто-нибудь видел сегодня Рональда? — спросил Фрэнк Ясновидец, не переставая жевать. Дразнить Рональда — это у него вместо разминки. Кроме того, превосходно сочетается с сардельками. Отличное выходит начало дня.

— Пожалуй, нет, — сказал Дэйв Друид, облизывая пальцы.

— Небось в своей комнате, зубрит доклад, — предположил Фред Воспламенитель, вытряхивая трубку на салфетку, отчего салфетка немедленно вспыхнула. Все хихикнули. Доклад Рональда был неизменным поводом для шуток.

— Может, ему нездоровится, — произнес голос Альфа Невидимого. Сарделька поднялась над его тарелкой, немножко повисела в воздухе и исчезла. — Надо бы кому-нибудь сходить посмотреть.

— Ммм, — замычали волшебники. Но за Рональдом никто не пошел.

Гоблинская молния

3

И снова мы прерываем наш рассказ, чтобы сообщить вам последние новости о гоблинах. Они тоже сейчас завтракают. Свинтус, Косоглаз и Гнус развели костерок и подогревают в котелке чудный, аппетитный лишайник. Обормот и Пузан пререкаются из-за веточки ягод — кто первый увидел. Цуцик отобрал у белки орех и тщетно пытается его расколоть — прыгает на нем, а Свинтус держит, чтобы не укатился. Красавчик нашел поганку и сидит смакует.

Но могло быть и хуже. Гоблинов не взяла ни буря, ни лавина. Они забрались на самую высокую вершину Туманных гор. Осталось только спуститься. На горизонте уже виднеется синяя полоска моря — а вчера ночью, клянется Красавчик, он почти разглядел далекие огни «Гобболенда».

Мечта все ближе.

— Конец сообщения —

Рональд не зубрил в своей комнате доклад. И ему не нездоровилось. На самом деле Рональд был готов вот-вот осуществить свою мечту. Он стоял у кромки воды на пустом пляже и собирался впервые в жизни искупаться.

Отель достал его до печенок. Он больше не мог выносить постоянный круговорот ЕБК (еда, балкон, кровать). Доклад об остроконечных шляпах томился в ящике стола без дела. Рональд не осмелился зайти в конференц-зал, потому что никто из волшебников с ним не пошел, а одному ему было как-то неловко. Съезд, который он так ждал, обернулся для Рональда полной неудачей.

И поэтому он твердо решил — была не была, иду плескаться. Да, это не совсем волшебницкое занятие — но если он будет осторожен, выйдет пораньше, когда на пляже ни души, кто об этом узнает? Он бросит вызов обществу и во что бы то ни стало окунет свои большие, розовые, шлепающие ступни в море. Наперекор всем традициям.

Рональд встал на рассвете, тайком ускользнул через черный ход в кухне и поспешил вниз по крутому утесу к пустынному пляжу. Сердце колотилось у него в груди от предвкушения запретных радостей. Он спрятался за волнорезом, потихоньку снял Колпак Знаний, Балахон Тайны и Плащ Тьмы и спрятал одежду под большим камнем. Вот это, конечно, строго-настрого запрещено — всем известно, что волшебник ни при каких обстоятельствах не расстается со своим облачением. Потерял тряпье — считай, потерял достоинство.

Чуть погодя он робко показался из-за волнореза в ярко-желтых шортах, которые вчера тайком купил в сувенирной лавке (остальным сказал, что бегал за точилкой для карандаша). На витрине шорты ему страшно понравились, но теперь Рональд засомневался. Такие короткие штаны — с его-то острыми коленками? На шее у него висело полотенце с вышитой надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ОТЕЛЯ — НЕ ВЫНОСИТЬ». Он чувствовал себя ужасно голым.