Мемуары папы Муми-тролля - Туве Марика Янссон Страница 21

Обо всем этом я узнал позднее, но в ту минуту я чувствовал себя одиноким и покинутым. Теперь я уже снова начал сомневаться в достоинствах Самодержца и не мог больше восхищаться королями.

К тому же я понятия не имел, что означает странное слово «колония». Вконец рассерженный, я отправился к дому Мюмлы искать утешения.

Дочь Мюмлы мыла младших братьев и сестер, поливая их водой из шланга.

– Привет! – сказала она. – У тебя такой вид, словно ты ел клюкву без сахара!

– Я уже больше не искатель приключений, я собираюсь основать колонию, – мрачно ответил я.

– Вот как, а что это такое? – спросила Дочь Мюмлы.

– Сам не знаю, – пробормотал я. – Скорее всего, что-то ужасно глупое. Думаю, что нужно уйти отсюда, я уйду с хатифнаттами, одинокий и вольный, как морской орел.

– Тогда и я пойду с тобой, – заявила Дочь Мюмлы и опустила шланг.

– Так ведь Фредриксон и ты – это большая разница, – сказал я тоном, который исказил мою мысль.

– Да, конечно! – весело воскликнула она. – Мама! Где ты? Ну куда она опять подевалась?

– Привет! – сказала Мюмла, и ее голова показалась над травинкой. – Ты всех вымыла?

– Нет, только половину, – отвечала ей дочка. – Остальные и так обойдутся. Вот этот тролль просит меня отправиться вместе с ним в кругосветное путешествие, мы улетим… одинокие, как синицы!

– Нет! Нет! – закричал я с вполне понятным беспокойством. – Я имел в виду совсем другое!

– Как орланы-белохвосты, – поправилась Дочь Мюмлы.

Мюмла удивленно воскликнула:

– Что ты говоришь! Значит, ты не придешь к ужину?

– Ах, мама, – ответила Дочь Мюмлы. – Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самая большая мюмла на свете! Так мы сейчас отправляемся?

– Подумать хорошенько, так, пожалуй, уж лучше основать колонию, – ответил я слабым голосом.

– Прекрасно! – весело сказала она. – Теперь мы – колонисты! Посмотри-ка, мама, я настоящая колонистка, я переселяюсь из дома!

Дорогие читатели, в ваших собственных интересах я прошу вас, будьте осторожны с мюмлами. Их интересует все, а сами они никак не могут понять, что они интересуют далеко не всех.

Итак, волею судьбы я основал колонию. Мы – Дочь Мюмлы, Шнырёк, я и Юксаре – собрались в заброшенной навигационной каюте Фредриксона.

– Ну вот, – сказала Дочь Мюмлы. – Я спросила маму, что такое колонисты, и она считает: это те, которые живут очень близко друг от друга, потому что одиночество никому не нравится. А потом все начинают ссориться, но ведь это гораздо веселее, чем если ссориться не с кем. Мама предостерегала меня.

Ее слова были встречены неодобрительным молчанием.

– Так что же, нам нужно сразу начать ссориться? – со страхом спросил Шнырёк. – Я терпеть не могу ссориться. Извините, но ведь ссориться ужасно неприятно!

– Вовсе нет! – воскликнул Юксаре. – Колония – это место, где живут в мире и спокойствии и как можно дальше друг от друга. Иногда случается что-нибудь необыкновенное, а потом снова наступает мир и спокойствие… Можно, например, жить на яблоне. Песни и солнечный свет… Просыпаешься поздно по утрам, вы понимаете… Никто не снует возле тебя и не твердит тебе, что надо, не откладывая, делать и то и это… Тут все делается само по себе!

– А может все делаться само по себе? – спросил Шнырёк.

– Ясное дело, – мечтательно сказал Юксаре. – Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому из них светит солнце.

– Нет! Это все никакая не колония! – воскликнул я. – Я считаю, что колония – это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем-то романтическим и немного страшноватым, тем, чем никто другой заняться не посмеет.

– Чем же это? – с интересом спросила Дочь Мюмлы.

– Сами увидите, – загадочно отвечал я. – В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь!

Шнырёк закричал «ура!», а Дочь Мюмлы захлопала.

Но страшная правда заключалась в том, что я не имел ни малейшего понятия, чем мне удивить их в полночь в следующую пятницу.

Мы начали с полной самостоятельности.

Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы. Ее дочка заявила, что она будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, а Шнырёк продолжал жить в своей банке из-под кофе.

Я не без грусти остался в навигационной каюте. Она стояла на одиноком утесе и была похожа, скорее всего, на выброшенный штормом обломок корабля. Я отчетливо помню, как стоял и смотрел на старый ящик с инструментами, принадлежащий Фредриксону, который хемули из гвардии Самодержца забраковали, решив, что он недостаточно хорош для придворного изобретателя.

И тут я решил: «Именно сейчас мне нужно придумать что-нибудь не менее замечательное, чем изобретения Фредриксона. Как мне произвести впечатление на своих колонистов? Ведь они ждут, а скоро пятница, и к тому же я слишком много болтал о том, какой я талантливый…»

На мгновение мне стало дурно, я смотрел на волны, бегущие одна за другой, и все время мысленно представлял себе, как Фредриксон без передышки все строит и строит, изобретает и изобретает, а обо мне и вовсе думать забыл.

Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы никто не ждал от меня ничего другого.

В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец, устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные фейерверки, и подданные кричали, как всегда, «ура!» своему королю. Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает с самим собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы, круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Дочь Мюмлы бегала где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.

Глубоко ощущая Ненужность всего Сущего, я направился в парк Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не горели, карусель спала под большим коричневым покрывалом. Трон Самодержца был тоже накрыт покрывалом, а под троном стояла его туманная сирена. На земле повсюду валялись бумажки от конфет.

И тут я услышал стук молотка.

– Фредриксон! – закричал я.

Но он не ответил и продолжал стучать молотком. Тогда я завел туманную сирену. Минуту спустя в темноте показались уши Фредриксона.