Книга потерянных вещей - Джон Коннолли Страница 27

Чтобы Дэвид понял, о какой крышке идет речь, товарищ Собрат Номер Один изобразил затягивающуюся на его шее петлю.

— Ой, — сказал Дэвид. — Но это совсем не та сказка, какую я слышал.

— Сказка! — фыркнул гном. — Кому-нибудь другому будешь рассказывать, как «стали они жить-поживать да добра наживать». Похоже, что у нас много «добра»? Нет у нас никакого «добра». Живем-поживаем да зла наживаем.

— Надо было оставить ее медведям, — хмуро произнес Собрат Номер Пять. — Уж они-то умеют организовать хорошее убийство.

— Златовласка, — одобрительно кивнул Собрат Номер Один. — Это классика, настоящая классика.

— О, она была отвратительна, — сказал Собрат Номер Пять. — Право, их не в чем упрекнуть.

— Подождите, — возмутился Дэвид. — Златовласка убежала из медвежьего дома и больше туда не возвращалась.

Он замолчал. Гномы уставились на него, будто он был слегка не в себе.

— Э-э, разве нет? — добавил он.

— Ей пришлась по вкусу их каша, — сказал Собрат Номер Один, слегка постукивая себя по носу, как будто открывал Дэвиду большой секрет. — И ей все время было мало. В конце концов медведям это надоело, ну вот и все. «Она убежала в лес и больше никогда не возвращалась к медведям». Правдоподобная история!

— Вы хотите сказать… они убили ее? — спросил Дэвид.

— Они съели ее, — ответил Собрат Номер Один. — С кашей. Вот что в этих краях означает «убежала и больше никогда не возвращалась». Это означает «съели».

— Гм, а как насчет «и жили они долго и счастливо»? — несколько неуверенно спросил Дэвид. — Что это означает?

— Съели быстро, — сказал Собрат Номер Один.

И с этими словами они подошли к домику гномов.

— Вы опоздали!

Барабанные перепонки Дэвида зазвенели, как колокола, когда товарищ Собрат Номер Один открыл парадную дверь и очень нервно закричал:

— Э-ге-гей, мы дома!

Таким ласковым голосом отец Дэвида говорил с мамой, когда поздно возвращался из паба и знал, что ему грозят неприятности.

— Не грузите меня энтими вашими «мы дома», — последовал ответ. — Где вы шлялись? Я подыхаю от голода! Брюхо — как пустой бочонок.

Дэвид никогда не слышал подобного голоса. Это был женский голос, глубокий и высокий одновременно, как те гигантские впадины, что будто бы есть на дне океана, только не столь влажный.

— О-о-о-о-о-о, слышу, как там урчит, — продолжал голос. — Эй вы, ну-ка слушать!

Из-за двери высунулась большая белая рука, схватила Собрата Номер Один за шиворот, оторвала его от земли и рывком утащила внутрь.

— О да, — через пару секунд произнес Собрат Номер Один. Голос его звучал слегка приглушенно. — Я слышу.

Прежде чем переступить порог, Дэвид пропустил в дом всех остальных гномов. Они входили, словно узники, которым только что объявили, что у палача появилось немного свободного времени и он отрубит еще несколько голов, прежде чем отправится домой пить чай. Дэвид обернулся и окинул долгим взглядом темный лес, размышляя, а не остаться ли ему на улице.

— Закройте дверь! — послышался голос. — Я замерзла. Зуб на зуб не попадает.

Дэвид понял, что выбора у него нет, вошел в дом и плотно закрыл за собой дверь.

Он никогда еще не видел такой громадной и тучной дамы. Лицо ее покрывал густой слой белил. Черные волосы были собраны сзади и украшены пестрым бантом, губы накрашены лиловой помадой. На ней было розовое платье, в котором мог разместиться небольшой цирк-шапито. К складкам этого платья дама прижимала Собрата Номер Один, дабы ему слышнее были странные звуки, исходящие из огромного живота. Маленькие ножки гнома едва-едва касались земли. Платье дамы было украшено таким количеством ленточек, пуговиц и бантов, что Дэвид изумился: как она запоминает, какие из них нужно расстегивать и развязывать, а какие служат просто для красоты. На ноги она напялила шелковые туфельки на три размера меньше, чем следовало, а кольца на ее пальцах почти терялись в складках кожи.

— Ну и кто это к нам пожаловал? — сказала она.

— Это, ну, гость, — промямлил Собрат Номер Один.

— Гость? — переспросила дама, отбросив Собрата Номер Один, как надоевшую игрушку.

— Так чо вы раньше про гостя не сказали? — Она пригладила волосы и улыбнулась, обнажив испачканные помадой зубы. — Я бы, энто, принарядилась. Я бы, энто, подготовилась.

Дэвид услышал, как Собрат Номер Три шепчет что-то Собрату Номер Восемь. Он с трудом разобрал слова «что-то» и «улучшение». К несчастью, этот шепот оказался для дамы слишком громким, и Собрат Номер Три немедленно получил подзатыльник.

— Поосторожней! — прикрикнула она. — Наглый паршивец.

Затем она протянула Дэвиду огромную бледную руку и чуть присела в реверансе.

— Белоснежка, — сказала она. — Очень приятно познакомиться.

Дэвид пожал руку, с тревогой наблюдая, как его пальцы тонут в студенистой ладони Белоснежки.

— Меня зовут Дэвид, — представился он.

— Красивое имя, — сказала Белоснежка. Она хихикнула и кокетливо склонила подбородок к груди. — Ты принц?

— Нет, — вздохнул Дэвид. — Извините.

Белоснежка выглядела разочарованной. Она отпустила руку Дэвида и хотела поиграть одним из своих колец, но оно сидело так плотно, что даже не сдвинулось.

— Но хотя бы пэр?

— Нет.

— Сын пэра с огромным наследством, которое ты получишь, когда стукнет восемнадцать?

Дэвид сделал вид, что задумался над вопросом.

— Э-э, снова нет.

— Хорошо, так кто ты тогда? Тока не говори, што ты один из их ску-у-у-ш-ш-ных дружков и пришел сюда болтать о рабочих и угнетениях. Я их предупреждала: больше никаких разговоров о революциях, пока чаю мне не дадут.

— Но нас угнетают, — возразил Собрат Номер Один.

— А чего ж вас не угнетать! — воскликнула Белоснежка. — В вас росту всего три фута. А теперь идите и налейте мне чаю, пока я добрая. И снимите башмаки. Загадите тут весь мой чистенький пол. Вы тока вчера его намыли.

Гномы сняли башмаки, оставили у двери свои инструменты и выстроились в очередь к маленькому умывальнику, после чего принялись готовить ужин. Пока в камине жарились два кролика, они нарезали хлеб и нарубили овощи. Дэвид судорожно сглотнул.

— Кажись, ты тоже не прочь пожрать, — обратилась к нему Белоснежка.

— Я довольно голоден, — признал Дэвид.

— Ладно, они поделятся с тобой своим кроликом. Тока чур моего не трогать.

Белоснежка шмякнулась в большое кресло, стоявшее у камина. Она надула щеки и шумно вздохнула.