Белочка и старуха Агата - Светлана Таова Страница 3

– Ну раз мы всё выяснили, пойду отнесу её назад и превращу опять в белку.

– Ну-ну, попытайся, – ехидно усмехнулась Крошка. – Забыла уже, что эти старинные заклинания обратной силы не имеют? В твоём исполнении, во всяком случае. В прошлый раз, когда ты макароны превратила в змей, мы так и остались без ужина. Они потом в верёвки превратились, змеи-то, а не в макароны. А из девчонки, может, кастрюля получится.

– Почему кастрюля? – недоумевающе заморгала Агата.

– А почему нет? Лучше кастрюля, чем крокодил. – Крошка замолчала и стала вылизывать лапку, показывая, что разговор окончен.

– Крокодил? Какой крокодил? В белку я её превращу, в белку, – рассердилась Агата.

– А даже если и в белку, дальше-то что? – Крошка прекратила вылизывать лапу и уставилась на хозяйку немигающими глазами.

– В дупло положу, чтобы мама-белка успокоилась, – неуверенно сказала Агата.

– Она уже успокоилась. У белок память короткая. Так уж они устроены. Это мне ворон объяснил. Так что даже если после волшебства у тебя белочка и получится, в чём я лично очень сомневаюсь, то останется она одна-одинёшенька. Мама-белка бельчат в другое дупло переносила, за последним бельчонком вернулась, а тут ты со своим колдовством. Перепугала белку. Она теперь ни за что к этому дуплу не вернётся.

– Что же теперь делать? – упавшим голосом спросила Агата, с надеждой глядя на Крошку.

– Что-что. Платьице шить нашей малышке Белочке, – невозмутимо ответила кошка.

Так в домике старухи Агаты появилась Белочка. Агата нашила ей множество нарядов: рубашечки с рюшками и кружевные панталончики, воздушные платьица и изящные блузочки. А ещё вязала крючком и спицами, чтобы её малышка была самой-самой нарядной.

Конечно, старуха Агата могла всё это в одну минуту наколдовать, взмахнув волшебной палочкой, той самой, благодаря которой в доме появилось черноглазое чудо с двумя рыжими хвостиками на макушке.

Но Агата любила что-нибудь смастерить сама, а с помощью колдовства выполняла работу нужную, но нелюбимую – картошку почистить или там посуду помыть. А посуды у Агаты было много. Глиняные горшки и миски красовались на высокой полке, на полке пониже, выстроившись по росту, стояли медные кастрюльки, чайник и сковородки.

Агата и готовила сама, безо всякого там колдовства. Щепотку соли, маленький корешок, горсточку сушёных грибов: «Ах, какой запах! Супчик – просто объедение!» Агата напевала от удовольствия, прислушиваясь, как весело булькает варево в кастрюльке на плите. Начищала свои медные кастрюльки Агата тоже без всякого колдовства. Она гордилась ими и любила, чтобы они блестели, как пуговицы на парадном генеральском мундире.

Во всяком случае, именно такое сравнение пришло в голову Бурбыль, подруге Агаты, когда она заглянула в гости.

Они сидели за столом, попивая сладкий кофе со свежими булочками, а Крошка с Белочкой играли на мягком ковре с клубком ниток. Когда клубок совершенно распустился, а нитки оказались намотаны на Крошку, она заворчала:

– Надо было уговорить Агату превратить тебя в белку или даже в крокодила. Ишь, зубастик какой.

Белочка заливисто смеялась, показывая белые зубки, ровные и блестящие, рыжие хвостики на макушке весело подпрыгивали в такт смеху. Обе ведьмы глядели на эту картинку с умилением.

– Уж такая умница, – рассказывала старуха Агата подружке, – всё-всё понимает. Только говорить ещё не начала.

– Ба-га, – произнесла Белочка, глядя на Агату круглыми глазёнками.

Бурбыль расхохоталась:

– Ба-га – баба Яга она хотела сказать, точно-точно, Яга-Агата.

Её помощник – уж Пушок высунулся из рукава хозяйкиной кофты, где мирно спал до этого.

– Что за шум?

– Хозяйка твоя хохочет. Не слышишь, что ли? – проворчала Крошка.

Такое у неё сегодня было настроение – поворчать. Пушок спрятал голову в рукав, а Крошка продолжала ворчать:

– Пушок – вот уж нелепое для ужа имя.

«Уж», «для ужа» – собственные слова так позабавили кошку, что у неё сразу улучшилось настроение. Сбросив с себя обрывки ниток, она потянулась и вспрыгнула на стул, усевшись рядом с Агатой. Та налила в блюдце сливок и подвинула поближе к кошке.

Покончив со сливками, Крошка обратилась к Бурбыль:

– Всё хочу спросить, почему он Пушок?

– Сама не знаю, – пожала плечами та. – Пушок, и всё тут.

Когда заговорили про ужа, Бурбыль засобиралась:

– Чуть не забыла, мы же на приём к врачу записались. Хочу показать Пушка специалисту, может, ему витамины или массаж назначит. Очень стал ленивый и сонный.

– А не пробовали взять его за хвост и быстро-быстро покрутить над головой? – с интересом спросила кошка. – Говорят, очень бодрит.

– Ужжжжжас, – прошипел Пушок, выскользнул из рукава, шарфом обернулся вокруг шеи хозяйки и искательно заглянул ей в глаза: – Можжжжет, пойдём ужжжжже? – Потом перевёл на Крошку укоризненный взгляд. – Скажжжжешь тожжжже. Смотрела бы лучшшше за девчушшшкой.

Крошка громко мяукнула, взглянув на Белочку. Пока старшие увлеклись разговором, малышка собрала в ладошки обрывки цветных ниток с ковра и сунула их в рот. Щёки у неё уже раздулись как у хомячка, а она продолжала пальчиком заталкивать в рот оставшиеся нитки.

Агата и Крошка бросились к Белочке. Пушок, свешиваясь с шеи Бурбыль, покидая гостеприимный дом, бросил напоследок:

– До встречи, няньки!

Белочка подросла. Она оказалась на редкость смышлёной малышкой. Схватывала всё на лету. И Крошка, и Агата души в ней не чаяли. Агате стоило только взглянуть в личико Белочке – как сердце её таяло, словно масло на сковородке.

Купаясь в тёплых лучах всеобщей любви, малышка росла счастливой и весёлой. Правда, изредка озорничала, но это чтобы не заскучать.

Как-то вечером, например, она взялась помочь Агате накрутить волосы на папильотки.

– Что-то сегодня дольше, чем всегда получилось, – удивилась ведьма, заканчивая ежевечерний ритуал накручивания.

Утром, взглянув на себя в зеркало, она всё поняла. Белочка подменила её обычные папильотки на совсем тонюсенькие, кудряшки из-за этого получились мелкими-мелкими, а когда Агата попыталась их расчесать – взметнулись над головой седой львиной гривой. В этот день остроконечный колпак то и дело сваливался у Агаты с головы, да и подруги не одобрили такую экстравагантность. Но Агата только посмеивалась, вспоминая озорную улыбку Белочки.