Путешествие на Тандадрику - Витауте-Геновайте Жилинскайте Страница 3

И он снова бросился собирать, таскать и складывать в два ряда растопку. Одноухий и не заметил, как отдалился от костра, пока вдруг не застыл, как пень: между деревьями снова извивалась по снегу тропинка, рядом с которой сидел мохнатый зверь, а может, вовсе не зверь — не разберёшь!

— Кыш! — пугнул его издалека заяц, приготовившись на всякий случай уносить ноги. — Кыш! Брысь!

Лохматое существо даже не пошевелилось. Прижав к голове ухо, заяц подкрался к непонятному зверю и ткнул его хворостиной — тот ноль внимания! Подтолкнул немного — ничего!.. Ой, да ведь это же меховая шапка!

«Пригодится», — решил заяц и, натолкав в шапку шишек, забросил её на спину. Только он собирался вернуться к костру, как вдруг увидел поодаль, на заснеженном бугорке, ещё одну довольно странную вещь. Опустив ношу на землю, косой поскакал в ту сторону и остановился — разумеется, на почтительном расстоянии. На сугробе лежало нечто длинное и извилистое. «Ласка? Уж? Или, чего доброго, удав?

Но ведь удавы здесь не водятся… и к тому же оно в клеточку!» — внимательнее приглядывался к странному существу заяц.

«А я вот что сделаю!» — одноухий поднял с земли увесистую шишку и изо всех сил швырнул в змеюку. Шишка попала точно в цель и мягко скатилась в снег, а незнакомому животному хоть бы что! Подкравшись поближе, он увидел, что на сугробе лежит самый обыкновенный шарф. «Ух ты! — крайне изумился заяц. — Настоящая ночь находок!»

Он вернулся к брошенной шапке, обмотал её шарфом и, снова перекинув через плечо, как котомку, побрёл к своей ёлочке. Заново развёл огонь, сложил кучей хворост — может, его уже достаточно? Шапку заяц положил у огня: так удобно будет сидеть в ней и, не сходя с места, дотягиваться до веточек и подбрасывать их в огонь.

Заяц притащил топор, чтобы был под лапой на всякий случай, ещё раз огляделся и прислушался: тишь да гладь, только где-то далеко-далеко, похоже, филин хохочет… Удобно устроившись внутри шапки, он укрылся шарфом и почувствовал себя лежащим на печке. И так хорошо ему стало, что заяц запел:

Сам развёл я тут костёр,

Тут костёр развёл я сам,

Тут костёр развёл я этот,

Я развёл тут сам, сам, сам!

«Вот ведь как хорошо можно устроиться, если не вешать усы!» — похвалил себя косой и повертелся в шапке. Разомлев от тепла, он откинулся назад, наслаждаясь уютным потрескиванием костра, и задремал, не забывая изредка просыпаться и подкидывать в огонь хворостину-другую. Сейчас, когда заботы остались позади и он мог отдохнуть, нежданно подкрались тревожные мысли: «А завтра что? А послезавтра? А всю зиму? Куда податься, как выжить одному в чужом лесу? А если кто-нибудь увидит, схватит и отнесёт на настоящую свалку? На ту самую, о которой столько говорят: мол, там всё сжигают дотла. Брр!..»

Только заяц отогнал эти неспокойные мысли, как тут же нагрянули воспоминания: вот он лежит в коробке с игрушками, на самом удобном местечке… проказничает ночью с Буратино и крокодилом… под утро проскальзывает на балкон и перешёптывается с игрушками соседей… он с крокодилом качается на лошадке-качалке: он, обняв переднюю ногу, крокодил — заднюю: оп-оп!.. И вот — он уже без уха, с порванной грудкой, выдернутыми усами лежит в тёмном подвале, где его треплют крысы, заносит пылью… пока однажды вместе с дырявыми кастрюлями, поношенными ботинками, траченным молью тряпьём его не засовывают в старый мешок и… и… и…

Заяц с закрытыми глазами нащупал хворостину и, окончательно выбившись из сил, крепко заснул в мягкой шапке, лежащей под высокими деревьями и ещё более высокими звёздами…

— Простите…

— А? Кто? Что?

Заяц, спросонья не соображая, что к чему, подскочил, глянул туда-сюда, ничего не увидел и схватился за топор.

— Простите, могу ли я…

По ту сторону костра что-то мелькнуло.

— Что вам нужно? — сурово спросил заяц, выпрыгнув из шапки и спрятавшись за кучей хвороста — конечно, не выпуская из лап топор.

Перепуганный незнакомец прятался за ёлкой. После долгого молчания оттуда донёся робкий голос:

— Я… я лишь хотел спросить, нельзя ли мне погреть у костра… лапки?

— И только? — У зайки отлегло от сердца, и он выпустил топорище.

— Да я ничего плохого… — заверил пришелец. — Мне бы только лапки… совсем око… окоченели…

Из-за ёлочки вышел щенок со странным утолщённым хвостом и ещё более странным курносым носом.

— Грейся, — разрешил, окончательно успокоившись, хозяин костра и запрыгнул опять в шапку.

— А вы, — робко поинтересовался щенок, — больше не… не схватите топор?

— Нет. Смело грейся.

Щенок приблизился к костру на несколько шажков.

— Я тут впервые, — стыдливо признался он. — Новичок. Увидел издалека огонёк и сразу подумал: а вдруг это домик ёжика? Или сказочная избушка с большой печью и ставнями, в которых вырезаны сердечки?

— Вот тебе раз! — всплеснул лапами заяц. — Ты, случайно, не из зелёной машины будешь, из той кучи мусора, что на снег выкинули?

— Да, из кучи, — кивнул щенок и сделал ещё несколько шажков к костру. — А вы откуда знаете?

— Ещё бы не знать! Я сам оттуда.

— То есть… то есть… мы… — заикаясь от волнения, сказал щенок, — то есть мы, выходит, братья-игрушки?

— Самые настоящие!

Они бросились в объятия и так крепко сжали друг друга, что у зайца затрещали спички в коробке за пазухой, а у щенка хрустнул нос.

— А сейчас, — гостеприимно махнул лапкой заяц, — устраивайся поудобнее и чувствуй себя как дома. Можешь вздремнуть, я вот уже выспался.

— И вы не боитесь? — удивился щенок.

— Ни капельки! — приврал заяц.

Сейчас, когда он был уже не один, одноухий искренне чувствовал себя настоящим храбрецом.

— И костёр вы сами разожгли? — продолжал удивляться гость.

— И хворост собрал, и костёр разжёг, всё сам… сам и шапку, и шарф, — всё!

— Какой вы! — уважительно оглядел его щенок. — А я вот просто неудачник, — признался он, поджав хвост и опустив нос.

— Ты? Да когда я тебя увидел, подумал: вылитый волкодав! — снова невинно солгал заяц. — Потому-то я и за топор схватился!

— Что вы говорите! — просиял от радости щенок.

— Вот я действительно настоящий неудачник, — сказал одноухий, дёргая себя за половину уса и приглаживая разорванную шкурку.

— Но я ни минутки не сомневался, — вытаращил глаза щенок, — что вы самый настоящий заяц, прямо как тот, что волка в сказке напутал. Мне даже в голову не пришло, что вы игрушечный!