Волшебная зима - Туве Марика Янссон Страница 4

Туу-тикки сняла шапочку, которая тут же сама собою влезла на стенку и повисла на гвозде.

– От такой шапчонки я бы тоже не отказался, – вздохнул Муми-тролль.

– А тебе шапчонка ни к чему, – возразила Туу-тикки. – Чтобы согреться, тебе надо помахать ушами, и сразу станет тепло. А вот лапам твоим – холодно.

И тут вдруг, откуда ни возьмись, на полу появилась пара шерстяных чулок, которые важно легли у ног Муми-тролля.

Одновременно в трехногой железной печурке, стоявшей немного поодаль, зажегся огонь и кто-то под столом начал осторожно играть на флейте.

– Они стесняются, – объяснила Туу-тикки. – Поэтому и играют под столом.

– А почему они не показываются? – спросил Муми-тролль.

– Они так застенчивы, что стали невидимками, – ответила Туу-тикки. – Это восемь совсем маленьких мышек-землероек, которые живут вместе со мной в купальне.

– Эта купальня папина, – заявил Муми-тролль.

Туу-тикки серьезно взглянула на него.

– Может, ты и прав, а может, и нет, – сказала она. – Летом она – папина, зимой – Туу-тиккина.

Котелок, стоявший на печурке, закипел. Крышка сама собой поднялась, а ложка начала помешивать суп. Другая ложечка всыпала в котелок немного соли и аккуратно вернулась на подоконник.

Близилась ночь, и мороз крепчал, а лунный свет заглядывал во все зеленые и красные стекольца.

– Расскажи мне про снег, – попросил Муми-тролль и уселся в выгоревший на солнце папин шезлонг. – Я не понимаю, что это такое.

– Я тоже, – ответила Туу-тикки. – Думаешь, он холодный, а если вылепить из него снежный домик, там становится тепло. Он кажется белым, но иногда он розовый, иногда – голубой. Он может быть мягче всего на свете, а может быть тверже камня.

О нем ничего нельзя знать наверняка.

Вдруг, откуда ни возьмись, плавно прилетела по воздуху тарелка ухи и встала на стол прямо под носом Муми-тролля.

– Где твои мышки научились летать? – спросил он.

– Не важно, – ответила Туу-тикки. – Нельзя же обо всем расспрашивать этот народец. Может, мышкам не хочется открывать свои тайны. Не твоя это печаль, да и о снеге тоже не беспокойся.

Прихлебывая из тарелки уху и глядя на угловой шкаф, Муми-тролль подумал о том, как приятно, оказывается, знать, что твой собственный старый купальный халатик висит в этом шкафу. И что среди всего нового и тревожного есть что-то надежное и привычное. Муми-тролль помнил, что его купальный халатик – голубой, что на нем оторвана вешалка и что в одном кармане, возможно, лежат солнечные очки. Наконец он сказал:

– Мы храним здесь наши купальные халаты. Мамин халат висит в самой глубине шкафа.

Туу-тикки протянула лапку и поймала прилетевший по воздуху бутерброд.

– Спасибо, – поблагодарила она мышек-невидимок и попросила Муми-тролля: – Только никогда не открывай этот шкаф. Обещай мне никогда его не открывать.

– Не буду я ничего обещать, – угрюмо ответил Муми-тролль, глядя в свою тарелку.

Ему вдруг показалось, что самое главное в мире – это открыть дверцу шкафа и посмотреть, висит ли там на месте купальный халатик. Огонь в печурке так разгорелся, что в трубе зашумело. В купальне стало совсем тепло, а под столом флейта продолжала наигрывать свою сиротливую мелодию.

Невидимые лапки убрали со стола опустевшие тарелки. В море стеарина утонул фитилек свечи, и она погасла. Теперь в купальне светился лишь красный глазок печурки, да на полу – узор из зеленых и красных стеклышек, нарисованных лучами лунного света.

– Я собираюсь ночевать сегодня ночью дома, – строго сказал Муми-тролль.

– Правильно! – одобрила Туу-тикки. – Луна еще не зашла, так что ты, наверное, найдешь дорогу.

Дверь распахнулась сама собой, и Муми-тролль ступил в снег.

– А все-таки, – сказал он, – все-таки мой голубой купальный халатик висит в этом шкафу. Спасибо за уху.

Дверь снова закрылась, и Муми-тролль остался наедине с лунным светом да тишиной.

Он быстро глянул на замерзшее, обледеневшее море, и ему показалось, что где-то далеко на горизонте маячит огромная, неуклюжая Морра.

Он увидел, как она ждет среди прибрежных валунов. А когда шел лесом, ее тень упорно пряталась за каждым деревом. Это была та самая Морра, которая могла сесть на все свечи в мире и заставить померкнуть все краски.

Наконец Муми-тролль пришел в свой спящий дом. Он медленно влез на огромный сугроб с северной стороны и подобрался к слуховому окошку на крыше: окошко все еще было приотворено.

Воздух в доме был теплый, там пахло муми-троллями, и от шагов Муми-тролля звякнула, приветствуя его, хрустальная люстра. Муми-тролль взял свой матрац и положил его рядом с маминой кроватью. Тихонько вздохнув, она что-то пробормотала во сне. А что – он так и не понял. Затем, тихонько рассмеявшись, она перекатилась поближе к стене.

«Я не принадлежу больше к тем, кто спит, – подумал Муми-тролль. – А к тем, кто не спит, – тоже. Я не знаю, что значит проснуться и что такое – спать».

И он тут же заснул, и сирень, что цветет летом, укрыла его своей ласковой зеленой тенью.

Малышка Мю лежала в своем рваном спальном мешке и злилась. К вечеру подул сильный ветер, он задувал прямо в пещеру. Мокрая картонная коробка лопнула в трех местах, а клочья шерсти, выдранные из спального мешка, беспорядочно летали по всей пещере из угла в угол.

– Привет, старушенция! – закричала малышка Мю и толкнула в спину свою сестрицу Мюмлу.

Но Мюмла продолжала спать, она даже не шевельнулась.

– Ну, я начинаю по-настоящему злиться, – сказала малышка Мю. – Один раз в жизни понадобилась сестра, и вот на тебе – пожалуйста!

Она отшвырнула пинком спальный мешок. Потом подползла к входному отверстию пещеры и с явным восхищением выглянула в холодный мрак.

– Вот я вам всем сейчас покажу, – угрюмо пробормотала малышка Мю и заскользила вниз с горы.

Здесь было гораздо пустыннее, чем на краю света (если, конечно, кому-нибудь довелось побывать так далеко). А снег разметало по льду большими серыми волнами. И еще прежде, чем зашла луна, побережье исчезло во мраке.

– А теперь поехали! – сказала малышка Мю.

Ее юбки заколыхались на резком северном ветру. Она покатила среди снежных сугробов, растопырив лапки и удерживая надежное равновесие, которое необходимо, если ты настоящая Мю.

Свеча в купальне уже давным-давно погасла, и, проезжая мимо, малышка Мю увидела лишь очертания остроконечной крыши на глади неба. «Это же наша старая купальня», – подумала Мю и вдохнула резкий и опасный запах зимы. Она остановилась у края берега и прислушалась. В глубине Одиноких гор, невероятно далеко отсюда, завывали волки.