Асино лето - Тамара Михеева Страница 6

Бельчонок был остролицый, юркий, хвост — торчком, а козленок — лобастый, лопоухий, добродушный. Они пробежались по Асиным ногам. Стало тепло и щекотно. Козленок посмотрел на Асю хитрыми светящимися глазами и шершавым языком слизнул кровавые струйки. А бельчонок обмахнул коленки хвостиком, и все ссадины затянулись прямо на глазах.

Боль прошла. Коленки стали такие, будто Ася все лето загорала на юге одними коленками.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она и спросила: — А я думала, солнечных зайчиков, ну… всех солнечных… только зеркальцем пускать можно, разве нет?

— Зеркальцем — это как на работу, — улыбнулся козленок, — а здесь наш дом.

Они засмеялись и ускакали. Солнце поднималось все выше, высохла роса на траве. Скоро объявят подъем.

— А они целый день здесь играют? — спросила Ася.

— Нет, только утром. Сейчас еще немного порезвятся и спрячутся в цветы, — объяснил Сева.

А Горыныч сказал:

— Нам пора. Если хорошо себя чувствуешь.

— Прекрасно чувствую! Летим!

Горыныч рассмеялся:

— Ну, нет! Уже проснулись повара и вожатые. Представляешь, что они подумают, если увидят летящую Прасковью Шустову?

Пришлось идти пешком. Это тоже было интересно. Горыныч сел Асе на одно плечо, Сева — на другое. Когда перешли мостик, их догнал сияющий, разрумяненный Еж и сел Асе на макушку.

От него было жарко, как от солнца.

— Сева! — вспомнила Ася. — Ты же хотел мне что-то показать!

— Поздно уже, — вздохнул Сева. — Как родниковый цветок распускается, можно только ранним утром увидеть.

— Родниковый цветок?!

— Ну да! Спускайся вот здесь, к ручью.

Без тропинки, через кусты, Ася спустилась в овраг, где шумел ручей.

— Иди прямо по воде, против течения.

Вода была холодная. Все солнечное тепло из Аси тут же вытянули ледяные струи. Ноги скользили по камням, вязли в песке, но Ася упрямо шагала против ручейного течения. Очень уж хотелось увидеть родниковый цветок.

Постепенно ноги привыкли к воде, даже весело стало. Струйки щекотали кожу, почти как солнечный бельчонок.

— Пришли, — сказал Сева.

В большой ручей впадал маленький. Его студеное течение впилось Асе в щиколотки, как иглы. Ручеек бежал из круглого, как блюдце, родника.

— Вот он.

— Это обычный родник, — засомневалась Ася.

— Много ты понимаешь! — обиделся Горыныч. — Это он сейчас обычный, а если бы…

— …некоторые под ноги смотрели, — подхватил Еж, — не упали бы, то увидели бы, как он распускается!

— Можно, конечно, на закате прийти, — сказал Сева, — посмотреть, как он закрывается и под землю уходит, но это не так красиво.

Асе очень-очень захотелось посмотреть, как распускается родниковый цветок.

— А завтра утром нельзя? — умоляюще спросила она.

— Конечно, можно!

— Мы за тобой зайдем!

— Только, чур, не пищать, что рано встать не можешь!

— Нет, я люблю рано вставать, — сказала Ася и стала выбираться на сушу.

— По земле не пройти, — сказал Еж, — все заросло. Только по ручью.

— Замерзла, да? — забеспокоился Сева.

— Ничего…

Гномы проводили Асю до корпуса.

Лагерь «Светлячок» просыпался. Хлопали окна и двери, от столовой поплыл запах манной каши. Мимо прошел тренер Жора, посмотрел подозрительно, хоть гномы и спрятались в карманы Асиного сарафана.

«Ох, не опоздать бы! — с тревогой подумала Ася. — А то начнут приставать: где была?» Почему-то никому не кажется странным, если человек поздно ложится, но никто не понимает, если человек по доброй воле встает ни свет ни заря.

Уже около самого корпуса Горыныч сказал:

— Привет передавай Манюне и Марусе.

— Кому?!

Гномы удивленно переглянулись.

— Ни за что не поверю, что девчонки с тобой еще не познакомились, — недоверчиво сказал Еж. — Да они, наверное, уже замучили тебя своей болтовней!

— Прасковья просто не признается, чтобы мы их не ругали. У них это — девчоночья солидарность!

— Да нет никакой солидарности! — ничего не понимала Ася. — И никаких Манюнь я не знаю!

— Манюня — одна, и Маруся — одна, — поправил Сева. — Неужели вы незнакомы? Они же живут на подоконнике, в герани…

— В герани?! — ужаснулась Ася. — Она же проклятая!

— Че-го-о?! — хором удивились гномы.

Ася пересказала Аленкину историю, и гномы прыснули от смеха. А насмеявшись вволю, тут же начали возмущаться. Горыныч сказал:

— Я понимаю, когда про Белого монаха или Королевского Ужа всякие небылицы сочиняют, но цветок что плохого сделал?

— Красивый такой, круглый год цветет, — укоризненно сказал Сева.

— Да не цветет он! Засох весь.

Гномы сначала не поверили. Потом Горыныч слетал к окну и убедился. Ох, как они ругали неведомых Манюню и Марусю!

И безответственные они, и бессовестные, и куда только смотрит Старый гном, почему он их не накажет, и надо что-то делать…

— Я знаю, где они, — сказал догадливый Еж. — Они у Сдобной Булочки. У нее, говорят, скоро бал.

— Вперед! К Сдобной Булочке! — скомандовал Горыныч.

— А я?

— Ты с нами, как свидетель.

— Но сейчас же подъем… на зарядку надо и на завтрак…

— Сдобная Булочка тебя накормит.

— Ася! Тебе что дороже: манная каша или сказка?

— Мы ненадолго. Может, никто и не хватится. А у Сдобной Булочки знаешь, как интересно!

Уже на ходу Ася спросила:

— А Сдобная Булочка — это, что ли, имя такое?

— Ну да.

— А почему такое имя?

— Мама так назвала. Перестань все время спрашивать: «Почему такое имя?» Такое, вот и все.

Когда в лагере протрубили подъем и вожатая Лена повела свой заспанный и недовольный седьмой отряд на зарядку, Ася с гномами были уже далеко в лесу. Они подошли к холму с норой, и Горыныч трижды топнул ногой. Тотчас же из недр норы послышалось:

— Иду! Иду!

И через минуту показалась взрослая гномиха, румяная, пышная, с золотыми косами, уложенными вокруг головы. Она засияла навстречу глазами и ямочками на щеках. Даже Асе досталась порция круглых сияющих улыбок. Это и была Сдобная Булочка.

Ася еле-еле успела к обеду. Она забежала в столовую, когда седьмой отряд уже сидел за столами. Все повернулись и посмотрели на нее.