Путешествие на Тандадрику - Витауте-Геновайте Жилинскайте Страница 8

— Пусть только она ещё раз квакнет про часовую стрелку! — снова схватил хворостину заяц.

— Да что вы сцепились, как петухи-забияки? — миролюбиво пробасил Твинас.

— По правде говоря, — сказала лягушка, — из-за этой стрелки, — она пугливо покосилась на хворостину в лапе у зайца, — у меня совсем из головы вылетело, что сегодня Новый год. Поэтому прошу у всех прощения, а сейчас…

— …а сейчас, — взялся руководить Кадрилис, — будет говорить щенок!

— Ку… Моё имя — Кутас [2], то есть кисточка, — скромно начал щенок. — О бульдоге Гогасе я уже говорил. Но он мне только нос отодрал, а хвост оторвал мальчишка Римас. Плохо мне было, так плохо, но я прошептал одно словечко, — щенок заговорщицки подмигнул Кадрилису, — и тогда соседская девочка Рута вместо носа приклеила мне фасолину, а вместо хвоста пришила кисточку от скатерти с бахромой. Вот поэтому и прилипло ко мне имя Кутас. Может, уже всё?

— Нет, не всё! — встал со своего места Кадрилис. — Запомните: случись у кого-нибудь беда, Кутас не раздумывая пожертвует и фасолиной, и хвостом, и чем угодно, а ему даже слово не хотели дать!

— Я уже извинилась, — проворчала лягушка. — Теперь я могу сказать, что слово предоставляется кукле?

— Конечно, можешь! — дружелюбно тявкнул Кутас.

Кукла заговорила не сразу: видно, сомневалась, рассказывать или по-прежнему хранить гордое молчание. Она стянула с руки единственную перчатку, снова надела её, повернулась к костру лицом с вздрагивающими ресницами и медленно встала. Отблески костра окрасили её выцветшую ночную сорочку в оранжево-розовый цвет.

— Не думайте, — наконец заговорила она, — нет, не думайте, что я из вашей мусорной кучи! Я сама сюда прибежала, прямо из города. Никто меня не выбрасывал, никто никуда не увозил, никто никуда не вываливал… нет! — кукла отчаянно трясла лысой головой.

Она замолчала, удивлённые игрушки тоже затихли, и даже сухие веточки в костре перестали потрескивать.

— Простите, — прервал тяжёлую тишину Кутас, — но мы пока не узнали… — Вспомнив вдруг про строгую распорядительницу, он прикусил язык.

— Перебивай сколько влезет, — как можно приветливее ободрила его лягушка. — Все перебивайте, непременно!

— Глянь-ка, и снова лягушка влезла! — не скрывая досады, воскликнул заяц.

— Раз уж в новогоднюю ночь всё дозволено, — бросила взгляд в его сторону лягушка, — отчего бы и мне не влезть?

От такого удачного ответа у зайца даже губа отвисла.

— Я просто хотел напомнить, — закончил фразу Кутас, — что мы ещё не узнали, как вас зовут.

— Эйнора, — ответила кукла.

— Довольно редкое имя, но звучное, — отпустил комплимент Кутас. — Очень звучное и красивое.

— Трубки морёные! Красивее имени я не слышал, — пробасил Твинас.

— В самом деле? — просияла кукла. — Но я всё равно не из вашей кучи! Я из застеклённого шкафа в игровой комнате детского сада. Моё место было на верхней полке, и никто из детей не имел права даже прикоснуться ко мне! Бывало, девочки соберутся возле шкафа, глаз от меня оторвать не могут и умоляют воспитательницу: «Можно нам её волосы шёлковые потрогать, до платья и перчаток дотронуться? Позвольте нам её положить, чтобы посмотреть, как она закрывает-открывает голубые, как незабудки, глазки». А воспитательница им: «Нельзя! Ещё уроните, запачкаете, поцарапаете! Эйнора слишком красивая игрушка и слишком дорогая, чтобы с ней можно было играть как с обычной тряпичной. Поглядели, и хватит!»

Кое-кто из девочек даже плакал оттого, что я такая недоступная, словно принцесса. Сначала я гордилась тем, что меня так ценят и берегут. Но потом мне надоела глухая стеклянная стена! Я стала завидовать обычным куклам: их можно было баюкать, подкидывать к потолку, ругать и хвалить… И в конце концов меня одолела такая тоска, что однажды, когда воспитательница забыла запереть шкаф…

— Ш-ш-ш! — прошипел заяц и навострил ухо.

Насторожились и остальные. Сначала неподалёку заскрипел снег, затем послышались тяжёлые шаги.

— Всем спрятаться! — скомандовал Кадрилис. — Живо!

Лягушка схватила саквояж и хотела нырнуть под нижнюю еловую ветку, но дорогу ей преградил пилот.

— Здесь опасно, может, ёлку опять будут рубить, — и он показал на валявшийся в снегу топор.

Лягушка спряталась за можжевеловый куст, пингвин Твинас юркнул в сугроб, Кутас подставил Эйноре ухо, чтобы та уцепилась за него, и повёл её за пень. Кадрилис швырнул в костёр несколько пригоршней снега и, подхватив шарф, затаился за стволом берёзы, а пилот как сквозь землю провалился.

В одно мгновение от уютного лесного пристанища остались только разворошённый снег, кучка хвороста, топор да кубик с неопознанным серебристо-серым треугольником.

Шаги раздавались совсем близко, и спустя минуту на поляну вышел уже известный водитель, — пугливо вздрагивая, он искал под снегом потерянные вещи.

— Вот! — обрадовался мужчина, разглядев около ёлки что-то тёмное.

Это была меховая шапка. Водитель поднял её и хотел надеть, но вдруг от удивления его глаза округлились: в шапке лежала шёлковая перчатка.

— Откуда она взялась? — пробормотал он, вытряхивая перчатку на землю. — Ну и чудеса! Да и шапку я потерял не у ёлки, — он потёр лоб, пытаясь вспомнить, — я уже почти схватил куропатку, а это случилось не здесь. А вот и топор! — обрадовался мужчина. — А это ещё что? Кубик!.. А это?..

Из-под снега курился дымок, рядом виднелся сложенный в стопку хворост.

— Кто-то разжёг костёр, — размышлял вслух водитель, — кто-то принёс сюда мою шапку. Этот кто-то был в перчатках и перед самым моим приходом спрятался… Случайно, не под ёлкой?

Мужчина ухватился за нижнюю ветку и приподнял её, пытаясь посмотреть, нет ли кого внизу… Вдруг из-под ёлки снова вылезла знакомая птица с огромными пылающими глазами.

— Хо-хо-хо! — жутко расхохоталась птица прямо в лицо водителю.

— Спасите! — не своим голосом заголосил мужчина.

Подхватив топор, водитель, круто развернувшись, помчался к брошенному им мусоровозу. Вскоре послышались рокот мотора и шум отъезжающей машины.

И сразу же воцарилась тишина. Вскоре из-за пня, деревьев и сугробов друг за другом вышли перепуганные игрушки и стали подтягиваться к почти потухшему костру.

Костёр вновь был разожжён, кучка хвороста пополнена новыми сухими веточками, и все игрушки удобно расселись вокруг потрескивающего огня.