Мистическая Скандинавия - Александр Владимирович Волков Страница 8

Наконец, в книге «Муми-папа и море» (1965) тоскующая по теплу и свету Морра сдружается с Муми-троллем, избавляется от одиночества, перестает испускать холод и выражать, по определению Л. Ю. Брауде, «несправедливость мироустройства». Ту же метаморфозу претерпели страшные персонажи скандинавского фольклора, угодившие в литературу.

Пожалуй, больше остальных пострадал тролль, единственный самобытный персонаж скандинавского фольклора. Однако читатель вправе усомниться в этом утверждении. Ему известно, что тролли происходят от великанов, а великаны и в эпической поэзии, и в героических сагах выглядят существами злобными, хитрыми, но не слишком пугающими. Вероятно, в тролле с самого начала гнездились глупость и неповоротливость, которые позднее расцвели пышным цветом, приобретя оттенок безвредности и добродушия.

Доказать обратное невозможно – древний образ тролля должна была сохранить сказка, а она его не сохранила. Поэтому за родословной тролля мы обращаемся к Эддам и сагам, нарушая заповедь отечественных фольклористов: устное предание древнее письменных источников. При исследовании страшных персонажей немецких сказок мы пользовались средневековыми мифами и рыцарскими легендами, но не ставили их во главу угла, понимая, что не найдем там ни красноглазой ведьмы, ни кровожадного маньяка, ни ночного демона, что умершие принцессы не нападают на бедных рыцарей, а те не рубят их на куски, что помогающий герою цверг Альберих не может служить прототипом зловещего Румпельштильцхена. Изучение тролля мы вынуждены начать с великана, ближайшего его сородича. В скандинавских сказках они практически сливаются друг с другом.

Если ведьма – царица сказок, то великан – царь мифов. Повадки ведьмы выдают ее потустороннюю сущность. Великан врос корнями в землю. С ним не следует путать злых духов и мертвецов (ту же ведьму, Бабу Ягу, Лауму), способных менять свой облик, вырастая до гигантских размеров. Несмотря на свой рост, великан зачастую антропоморфен, а его тело почти не испытывает метаморфоз.

Образ великана располагает к символическим и историческим трактовкам. Первые вдохновлены габаритами великана, вторые – его сходством с человеком.

Великана космогонических мифов, из частей тела которого возникают небо, суша, вода и живые существа, можно при желании соотнести с самой природой. Его образ чрезвычайно расплывчат. Иногда великанское тело расчленяют боги-победители, и в строгом смысле слова оно не дает начало творению, а лишь порождает множественность. О первом великане быстро забывают, ему на смену приходит масса ипостасей. Поэтому космогонического гиганта легко обратить в идею, как размножившуюся Морру.

В редких случаях такой великан может делиться своей мудростью, как давно умерший, но отнюдь не исчезнувший Випунен, в чью утробу проникает финский герой Вяйнямёйнен. Он строит там кузницу и выковывает острый шест, ранящий внутренности гиганта. Но в большинстве мифов мудрость первичного великана усваивается его потомством, с которым имеют дело боги и люди.

Мифологическая школа поначалу отводила великанам роль темных туч, заволакивающих небосклон, а также роль атмосферных явлений – вихрей, метелей, вьюг, града, дождевых ливней, громовых ударов. Кто, как не облачные исполины, по мысли и восприятию ученого, рядящегося в шкуру предка, понаделали на земле катастроф – набросали скал, повалили деревья, разметали хижины, переполнили водой реки и озера?

В доме великана. Иллюстрация А. Рэкема (1918) к английской сказке «Джек и бобовый стебель»

Но, как известно, в доисторическую эпоху облака заселяли все кому не лень, в том числе и боги, окрещенные громовержцами, заклятые враги великанов. Им по службе полагалось швыряться громами и молниями. Индра сражался с асурами, Зевс и олимпийские боги – с титанами. Небесная брань переместилась на землю, а великаны из разрушителей стали жертвами. Еще вчера великан носился на ветрах и ронял с небес камни, а сегодня он застыл на месте, обратившись в гору, которую А. Н. Афанасьев довольно неловко сравнивал с тучей.

Украинская легенда рассказывает о великане, который пожелал вскарабкаться на небо по радуге, но Господь не пустил его туда, и он остался навеки между небом и землей. Горько возрыдал великан, слезы дождем полились на поля и нивы, а от стонов несчастного прогремели громы. Выходит, в облаках великана больше нет, но осадки он по-прежнему насылает.

Между небом и землей великан удержался недолго. Окончательно порвав со стихиями, он отдался земным забавам: перебрасывался камнями с соседями, размахивал вырванными с корнем дубами, переходил вброд глубокие воды, сотрясал землю своими плясками. Люди начали замечать следы, оставленные ладонями и ступнями великанов, копытами их коней, а кое-где им попадались великанские постройки – нагроможденные в беспорядке камни или умело обработанные горные стены. В немецкой легенде дочка великанши, планируя возвести мост из Померании в Рюген, набрала в передник кучу песка, а когда мать ее окликнула, выпустила передник из рук, образовав песчаные горы. Великаны, переносившие тяжелые камни, в испуге рассыпали их, и те превратились в скалистые утесы. Аналогичный конфуз не раз случался с дьяволом, и теперь невозможно определить, кто у кого учился строительному делу.

Наконец, сами великаны-строители окаменели – так возникли камни, напоминающие по форме гигантские человеческие фигуры. Многим ученым стало казаться, что первобытный человек сочинил великанов, любуясь не грозовым небом, а величественными горами. Здесь пригодились мифы о великанах, обращенных богами в камень или прикованных ими к скале (Прометей), и богатырях, чье имя увязывается с горами, несмотря на их отсутствие в данной местности (Святогор).

Историческая линия в толковании образа великана опирается на известные разным народам свидетельства о расе гигантов, некогда заселявших мир. Эпоха гигантов носит название мифического времени творения, на смену которому идет время героическое, когда боги враждуют со своими предшественниками, безжалостно с ними расправляются и при этом усваивают их силу, мощь, игривость. В эту трактовку вторгаются аллегорические нотки: великанов пытаются соотнести с мировым хаосом, сменившимся космическим (божественным) порядком. Связь с хаосом не делает великана сверхъестественным существом, ведь хаос – это первичное состояние мира видимого.

Вне рамок метафор и аллегорий ведется поиск реально существовавших племен и народов, послуживших прототипами великанской расы. Они были настолько сильны, что потомки приняли их за создателей водоемов и горных утесов (восточнославянские богатыри асилки, бросившие вызов Богу; эстонские ванапаганы, чье имя означает «старые язычники»). Согласно верованиям финно-угорских народов, великанам не оставалось ничего другого, как ворочать камни и запруживать реки. Наделенные грубой силой, но лишенные ума, они не могли освоить земледелие, скотоводство, ремесло, поэтому дивились пахарям и пастухам, ненавидели их, разрушали христианские церкви и в итоге окаменели – то ли от гнева Божия, то ли по собственной злобе. Глупость и простоватость служат с некоторых пор визитной карточкой великанов. В удмуртском мифе Инмар сотворил гигантов – мужчину и женщину, так и не вложив в них разум.