Фотокамера - Гюнтер Грасс
- Категория: Книги / Современная проза
- Автор: Гюнтер Грасс
- Страниц: 42
- Добавлено: 2019-05-11 06:14:21
Фотокамера - Гюнтер Грасс краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Фотокамера - Гюнтер Грасс» бесплатно полную версию:\"Фотокамера\" продолжает автобиографический цикл Гюнтера Грасса, начатый книгой \"Луковица памяти\". Однако на этот раз о себе и своей семье писатель предпочитает рассказывать не от собственного имени - это право он делегирует своим детям. Грасс представляет, будто по его просьбе они готовят ему подарок к восьмидесятилетию, для чего на протяжении нескольких месяцев поочередно собираются то у одного, то у другого, записывая на магнитофон свои воспоминания. Ключевую роль в этих историях играет незаурядный фотограф Мария Рама, до самой смерти остававшаяся близким другом Грасса и его семьи. Ее памяти и посвящена эта книга.
Фотокамера - Гюнтер Грасс читать онлайн бесплатно
Памяти Марии Рама
УцелевшиеЖил-был отец; состарившись, позвал он к себе сыновей да дочерей — а было их сначала четверо, затем пятеро, шестеро и, наконец, стало восемь, — и те, пусть нескоро, последовали его приглашению. Вот уселись они вокруг стола, тут же пошли разговоры, каждый подает свой голос, все галдят наперебой, хоть и придуманы они отцом и повторяют его слова, но у всякого свой норов, к тому же при всей сыновней или дочерней любви щадить они отца не намерены. Возникает вопрос: кому же начать?
Первыми на свет появились разнояйцевые близнецы, которые здесь названы Патриком и Георгом, а для краткости — Патом и Жоржем, хотя в действительности имена у них другие. За ними родителей осчастливила своим рождением дочка, нареченная здесь Ларой. Все трое ребятишек пополнили собой и без того перенаселенную планету в ту пору, когда пилюли «антибеби» еще не поступили в продажу, использование противозачаточных средств не являлось нормой, а планирования семьи не существовало. Так без особого к тому стремления — просто в качестве нежданного и негаданного подарка — к вышеупомянутой троице присоединился еще один сынишка, которому назначено отзываться на имя Таддеус, однако все собравшиеся за столом кличут его Тадделем: «Кончай дурить, Таддель!», «Завяжи шнурки, Таддель!», «Спой „Бестолкового Руди“, Таддель!».
Все они давно повзрослели, обрели профессию, обзавелись собственной семьей, однако тут сыновья и дочери заговорили так, будто вернулись в прошлое, будто и впрямь можно ухватить руками то, что имеет лишь зыбкие очертания, будто время никуда не уходит, а детство не кончается.
Сидя за столом, можно отвлечься, посмотреть в окно на слегка холмистый ландшафт по обоим берегам канала Эльба-Траве, окаймленного старыми тополями, которые, согласно бюрократическому заключению, сочтены чужеродными для местного биотопа, а потому вскоре будут спилены.
В большой кастрюле дымится чечевичная похлебка; гостеприимный отец долго вываривал бараньи ребрышки на медленном огне, затем приправил похлебку майораном. Так было всегда: отец любит готовить для большого количества едоков. Склонность к эпическому размаху сам он именует попечительством. Орудуя половником, отец справедливо отмеривает в каждую тарелку порцию за порцией и повторяет одно из любимых присловий: «Еще библейский Исав продал свое первородство за чечевичную похлебку». После обеда отец уйдет, чтобы уединиться в мастерской, где его подхватит текущая вспять река времени, или подсесть к жене на садовую скамейку.
На дворе весна. Но дома еще работает отопление. После чечевичной похлебки у братьев и сестер есть выбор между бутылочным пивом и свежим яблочным соком. Лара пытается рассортировать принесенные фотографии. Но пока для начала не все готово. Георг, которого домашние зовут Жоржем, занят своими профессиональными обязанностями: по просьбе отца он расставляет на столе микрофоны для магнитофонной записи, пробует их и, похоже, остается доволен. Итак, слово — детям!
Тебе начинать, Пат! Ты у нас самый старший.
Ну да, ведь ты родился на целых десять минут раньше Жоржа.
Ладно. Долгое время нас было только четверо. Мне бы хватило и этого; впрочем, никто не спрашивал, хотим ли мы, чтобы нас стало больше двух, трех, а потом и четырех. Даже каждому из нас, близнецов, второй казался порой лишним.
А ты, Лара, больше всего мечтала о собачке и наверняка была бы не прочь остаться последней дочкой.
Правда, я несколько лет просила собачку, но иногда мне хотелось и сестричку. Так оно и вышло; между мамой и папой начался разлад, поэтому он завел себе другую, а мама тоже завела себе другого.
Он и его новая пассия решили, что их должно объединить нечто общее, поэтому пилюлями «антибеби» пренебрегли, а в результате родилась девочка, названная в честь отцовской матери, и вот теперь Лена сама готова вступить в разговор.
Не, мне не к спеху. Сначала ваша очередь. Я могу обождать. Мой черед еще настанет.
Пату и Жоржу исполнилось шестнадцать, мне — тринадцать, а Тадделю — почти девять, когда нам пришлось привыкать к новой сестричке.
И к ее матери тоже, у которой было еще две дочери.
Однако папа на этом не успокоился, он ушел от своей пассии, долго не знал, куда деваться с начатой книгой, искал приют то здесь, то там, чтобы напечатать рукопись на своей пишущей машинке «Оливетти».
А покуда тянулись поиски, еще одна женщина одарила его дочкой…
Нашей дорогой Наной.
Только увидели мы ее, к сожалению, поздно, даже слишком.
Младшую королевну…
Смейтесь-смейтесь. Но звать меня здесь будут не настоящим именем, а так, как звали куклу, про которую папа написал целый цикл детских стихотворений, начинавшийся словами…
Во всяком случае, ты действительно осталась самой младшей. Вскоре папа нашел себе новую жену, после чего успокоился. А она привела с собой вас, двоих ребят, которые были моложе Тадделя и которых мы — так уже решили я и Пат — окрестили Яспером и Паулем.
Может, поинтересуетесь, подходят ли им такие имена?
Ничего, пускай.
Все равно нас зовут иначе…
…как и всех вас.
Вы оказались старше Лены и гораздо старше Наны, но сделались частью семьи, где теперь стало восемь детей, и все они, посмотрите, запечатлены на этих фотографиях — я их нарочно принесла — поодиночке, в разных сочетаниях, а тут — уже позднее — даже все вместе…
Да, видно, как мы растем, вот — я, вот — гримасничает Жорж, волосы то короткие, то длинные…
…а здесь я от скуки устраиваю сцены…
Вот Лара возится со своей любимой морской свинкой…
Таддель слоняется по дому с развязанными шнурками…
А у Лены опять грустные глаза.
Спорим, такие фотографии есть во всех семейных альбомах. Моментальные снимки, ничего особенного.
Пусть так, Таддель. Жалко только, что многие фотографии потерялись, а ведь они, сами знаете, были необычными. Очень жалко, потому что на них были сняты…
Например, Лара с собачкой.
Или взять, скажем, снимки, где по моему неизбывному тайному желанию я лечу между папой и мамочкой на гигантской цепочной карусели. Ах, до чего было здорово…
А фото, где над Тадделем красуется его ангел-хранитель…
Или серия с Паульхеном на костылях…
Во всяком случае — факт, что все фотографии, и обычные, и пропавшие необычные, были сняты Старой Марией, потому что она, только она…
Нет, о Марихен скажу я. Все началось, как в сказке: жила была женщина-фотограф; одни называли ее Старой Марией, Таддель прозвал ее Старушенцией, а для меня она была Марихен. Она всегда считалась почти членом нашей разношерстной семьи. Неизменно была с нами, сначала в городе, потом в деревне, сопровождала нас, когда мы выезжали на каникулы; она прицепилась к отцу — ну, правда же, — как репей, и, может, даже…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments