Семь женщин - Ребекка Миллер

Посвящается Д.

Однажды утром Грета Гершкович посмотрела на туфли своего мужа и с поразительной ясностью поняла, что хочет с ним расстаться. Туфли были простые, недорогие — коричневые, на шнуровке. Грета носила остроносые туфли на низком каблуке из крокодиловой кожи. Ли недавно исполнилось двадцать восемь, он был ровесником Греты. Светловолосый и широкоплечий, тонкая талия при росте шесть футов. Щеки его были покрыты оспинками, но это отнюдь не портило лица. После окончания школы Ли работал в газете «Нью-Йоркер». Его работа заключалась в изучении достоверности фактов. Параллельно он трудился над диссертацией, объем которой перевалил за тысячу сто страниц. Диссертация была посвящена исследованию двух первых отчетов об арктических экспедициях девятнадцатого века и тому, как в этих отчетах отразилась жизнь викторианского общества. Особый акцент делался на каннибализме. Ли был добрым и спокойным человеком. Грета знала: если он когда-нибудь разлюбит ее, то пойдет к психотерапевту, и с его помощью проблема будет решена. За себя она в этом смысле поручиться не могла.

Как-то раз, примерно за год до эпизода с туфлями, Грета шла по обшарпанному вестибюлю почтенной издательской фирмы «Уоррен и Хоу» в дешевых лодочках на шпильках, держа в руках растрепанную стопку из семи папок; в каждой лежал особый рецепт приготовления рисового пудинга. Тогда она редактировала книгу Тэмми Ли Фелбера под названием «Триста шестьдесят способов приготовления риса». Едва она бросила папки на стол, как ей позвонил Аарон Гелб, легендарный главный редактор «Уоррен и Хоу», мужчина энциклопедических знаний, всегда говоривший медленно, с неподражаемым юмором, изрядно приправленным пессимизмом.

— Миссис Гершкович, — со вздохом сказал он, и Грета представила печальные карие глаза с огромными мешками под ними. — Не могли ли вы быть так любезны зайти ко мне?

Грета взволнованно повернулась к зеркалу. На ней был коричневый костюм с юбкой чуть выше колена, и она вдруг подумала, не слишком ли это вызывающе. Когда она вошла, мистер Гелб сидел за письменным столом, подперев голову руками. Это была его обычная поза, когда он пребывал в задумчивости. Грета села напротив. Положив ногу на ногу, она почувствовала, как зашуршали нейлоновые колготки, и на всякий случай одернула юбку.

Мистер Гелб поднял очки вверх, долго тер глаза и вздыхал. Потом посмотрел за окно.

— Тави Матола хочет с вами пообедать, — сообщил он.

Тави Матола был модным писателем. Ему было тридцать три. Издательство, в котором работала Грета, отчаянно желало заполучить его. Менеджеры звонили его агенту, пытались подобраться к нему через друзей, но… Первый роман Матолы, «Голубая гора», рассказывал о любви Баунми, лаотянина-проститутки, и работника бензозаправочной станции из Алабамы по имени Рори. Роман получил премию Пен-Фолкнер [1]и разошелся миллионным тиражом.

— Со мной? — уточнила Грета.

— Он позвонил мне и сказал: «Я слышал, у вас есть превосходный редактор». Он имел в виду вас.

Грета никогда не редактировала ничего, кроме книг по кулинарии.

— Вы не догадываетесь, почему он мог так сказать?

— Может быть, он любит готовить? — предположила Грета.

Мистер Гелб едва заметно улыбнулся:

— Если обед пройдет на высоте, он готов сотрудничать с «Уоррен и Хоу». Если нет, потащит свою израненную душу куда-нибудь еще.

— Вот это да, — сказала Грета. — Очень странно.

— В час дня в четверг, в ресторане «Сенат», — сказал Гелб и, выдвинув ящик стола, вытащил большую упаковку таблеток от повышенной кислотности. — Наденьте брюки.

Грета встала. Когда она уже была у двери, Гелб добавил:

— Впрочем, надевайте что хотите… Откуда мне знать?

Бедный мистер Гелб…

В тот же день Грета отправилась в самый дорогой обувной магазин и купила лодочки из крокодиловой кожи на низком каблуке, расплатившись кредиткой. Конечно, такие туфли она не могла себе позволить, но ей нужно было почувствовать себя профессионалом, поэтому она не могла обойтись без них.

В четверг она надела красный костюм с довольно короткой юбкой — опять выше колена. День был прохладный и ясный, по-настоящему весенний. В запасе у нее оставалось двадцать минут, поэтому она дошла до Музея современного искусства и, словно сомнамбула, стала прогуливаться по заполненному покупателями магазину подарков, чувствуя, как от волнения сосет под ложечкой. Без трех минут час она покинула магазин, поспешно вошла в ресторан и села за столик в углу, зарезервированный секретаршей мистера Гелба. Чтобы выглядеть по-деловому, она вытащила из сумочки блокнот и открыла его на страничке со списком покупок: бананы, клементины, рис, туалетная бумага, батарейки, тампоны…

Оторвав, наконец, глаза от блокнота, Грета увидела стоящего рядом со столиком Тави Матолу.

— Грета Гершкович? — спросил он.

— Да… О, здравствуйте!

Грета встала и поправила заколку на затылке. Она ужасно смутилась. И зачем ей понадобился этот блокнот? Надо было просто сидеть и ждать.

Тави сел. Гладкая смуглая кожа, короткие курчавые волосы, стройный и плечистый… Грета вспомнила, что его мать — лаотянка, а отец — итальянец, солдат американской армии; вскоре после рождения сына он погиб. Беженцы… Тяжелая жизнь… Три сестры, две из них остались в Лаосе…

— Мне очень понравилась ваша первая книга, — сказала она.

— Кусок дерьма, — ответил Тави и закурил сигарету; в его голосе слышался легкий акцент.

— Думаю, это довольно типично… — продолжила она.

— Типично? Что вы имеете в виду? Сомнения?

— Ненависть к себе.

По лицу Матолы пробежала гримаса изумления. Выдохнув дым через нос, он уставился на Грету, как ребенок, в разговоре с которым незнакомец употребил домашнее прозвище. Грета почувствовала, как расслабляются ее мышцы.

— Тут хорошая паста, — сказала она и заказала стейк, жаренный во фритюре.

Снова гримаса и еще одно облачко дыма.

Они выпили вина. Обычно Грета за обедом не пила, но сочла нужным уступить желанию Матолы.

— О чем ваша новая книга? — спросила она. — Если вы, конечно, не против, чтобы поговорить об этом.

— О Лаосе, — ответил Матола. — О том, как выбирался оттуда. Я был совсем один.

— Наверное, страшно было, — сказала Грета. — Сколько вам было лет?

— Тринадцать.

— Много уже написали?

— Около ста страниц. А разве не я должен задавать вопросы?