29 - Адена Хэлперн

Семьдесят пять

Я завидую своей внучке.

Я никогда, никогда и никому в этом не призналась бы.

Говорят, с годами приходит мудрость. Я вовсе не считаю себя мудрой.

Я вроде как должна быть на седьмом небе оттого, что дожила до семидесяти пяти. Черт возьми, именно это я всем и твержу, но больше для того, чтобы не чувствовать себя так паршиво. Я твержу, что лучшее в старости – мудрость, которая приходит вместе с ней. На самом деле это чушь собачья. Но что тут скажешь, если не хочется совсем уж расстраивать людей? Пусть сами все поймут, когда доживут. Знай я, до чего мне будет ненавистен этот возраст, меня бы здесь давно уже не было. Нет, я не убила бы себя, господь помилуй. Просто уехала бы на какой-нибудь необитаемый остров и провела там остаток дней вдали от суровой реальности зеркал.

Что ж, если в свои семьдесят пять я мудра, как Соломон, отчего я не могу лечить рак? Раз я такая умная, отчего никто не доверит мне одним махом спасти мир от полного разрушения? Пусть нас с моими семидесятипятилетними подружками позовут на заседания ООН и попросят рассказать, как сделать этот мир лучше. Пусть поинтересуются нашим мнением, коли мы такие умные. Но никто никогда не спрашивает. И знаете почему? Никто по-настоящему не верит в нашу мудрость. Если бы верили, то, наверное, чаще прислушивались бы к нам.

Мне ужасно не нравится мой возраст. Совсем. И сегодняшнюю вечеринку я вовсе не хотела устраивать, но Барбара, моя дочь, настояла. Она иногда бывает ужасной занудой.

Прочитав все, что я сейчас написала, вы, наверное, решите, будто я одна из тех вредных сумасбродных старух, вечно жалующихся на сквозняки, которых на самом деле нет, или возвращающих в супермаркет один-единственный персик, если он слегка помят, или таскающих пакетики с заменителем сахара в кафе. Нет, я не из таких. Я даже не люблю заменитель сахара. Моя внучка всегда говорит, что бабушка у нее классная. Мне кажется, я и вправду классная. Я стремлюсь быть в курсе всего – смотрю новости, реалити-шоу (хотя терпеть их не могу) и всегда стараюсь модно одеваться.

Семьдесят пять.

Черт возьми, до чего же я старая.

(Вообще-то, я редко употребляю крепкие словечки. Но сейчас других слов для выражения своих чувств мне просто не найти.)

Мы с подружками постоянно уверяем друг друга, что возраст – всего лишь цифра.

– Я не чувствую себя на семьдесят пять, – говорит Фрида, дражайшая моя подруга, с которой мы всю жизнь вместе.

– Я тоже, – вру в ответ, потому что знаю: она тоже врет.

Фрида выглядит и ведет себя на все восемьдесят пять, но боже упаси меня когда-нибудь такое заявить.

– Разве дашь маме семьдесят пять? – восклицает моя дочь в разговоре с кем-нибудь, совершенно не стесняясь моего присутствия.

Ненавижу, когда она так поступает. Вот зачем она так?

– Затем, что ты прекрасно выглядишь, а мне хочется похвастаться, – заявляет Барбара.

Скажем так: сама-то я спокойно могу признаться, сколько мне лет, но слышать подобные откровения от собственной дочери – нет уж! Мой возраст касается только меня, и никого больше.

– Моей дочери пятьдесят пять, – тут же выдаю я с улыбкой.

– Ну и зачем ты это сказала? – накидывается на меня Барбара, едва мы оказываемся вне досягаемости слуха того, на кого только что вывалили столько непрошеных сведений.

– А что такого? – защищаюсь я. – Ты ведь тоже хорошо выглядишь!

Прикидываюсь дурочкой. Моя дочь никогда не обвинит меня в том, что я сделала это в отместку: она считает, мне на это ума не хватит.

Сказать по правде, больше всего меня сейчас злит, что, если хорошенько подумать, у меня в запасе еще лет двадцать на сожаления обо всем несделанном в жизни. От таких мыслей становится грустно. Грустно и обидно.

Во-первых, мне совсем не следовало все эти годы проводить на солнце столько времени. В наши дни, впрочем, никто не знал, чем это чревато. Похоже, вот она, та самая мудрость, что пришла ко мне с возрастом. Благодарю покорно. Подумать только, все эти годы я загорала у бассейна, намазавшись маслом, безо всякой защиты… Тогда никаких кремов от загара и в помине не было. Само собой разумелось, что мы должны принимать солнечные ванны: это считалось полезным и правильным. Мы отпускали детей играть на солнце дни напролет, ведь нас уверяли, что именно так и нужно. Если дети обгорали, мы прикладывали к их коже холодные влажные полотенца. В то время не существовало никакого рака кожи; во всяком случае, я не слышала, чтобы кто-нибудь им заболел. А сегодня это главная тема в наших с подружками обсуждениях. Стоит кому-нибудь углядеть темное пятнышко на руке – и все, начинается серия «Доктора Хауса» на целый день, пока врач не скажет, что бояться нечего. Увы, бедняжке Гарриет Лангартен было чего бояться. Вот почему мы так беспокоимся. Я превратилась в одну из тех старушек, что прячутся под зонт в погожий денек. За годы я перепробовала все крема, какие только можно достать за деньги, чтобы избавиться от морщин и пигментных пятен. Я делала химический пилинг, ходила к косметологам на чистку лица – все в надежде исправить тот вред, что причинила своей коже, стремясь выглядеть загорелой и сексуальной ради какой-нибудь коктейльной вечеринки в 1972-м.

Во-вторых, я жалею, что уделяла так мало внимания физическим упражнениям. В годы моей молодости никаким фитнесом мы не занимались. Мы играли в теннис или гольф, хотя чаще собирались за партией в бридж в загородном клубе, пока наши мужья играли в гольф. Судя по тому, что большинство из них уже умерли, для них физическая нагрузка тоже оказалась недостаточной. Пару лет назад мы с Фридой пошли было в тренажерный зал, но оказались лет на тридцать старше всех остальных посетителей, так что в конце концов я сдалась и купила беговую дорожку. Столько миль я на ней прошагала – уже могла бы дойти до Китая и обратно. Хоть я и уверяю всех, будто с занятиями стала чувствовать себя гораздо лучше, это вранье. У меня болят ноги, болят суставы, грудь болит. Говорят, красота требует жертв. По-моему, я уже достаточно пожертвовала, так что теперь редко забираюсь на эту штуку.

И я пошла по пути пластической хирургии. Чего я только не делала, чтобы выглядеть моложе: колола ботокс, рестилайн, один раз решилась на подтяжку лица (что вы знаете о боли?!) и подтяжку бровей (пустая трата денег и опять-таки боль), проходила электроэпиляцию. Не могу сказать, что выгляжу совсем плохо, но точно не на пятьдесят, как обещал мне врач. Обманщик.

Однако, если бы я могла вернуться назад и прожить все заново, я бы не только лучше заботилась о своей внешности. Я бы изменила кое-что посерьезнее.

Во-первых, получила бы хорошее образование.

В наши годы, в 1950-е, если точнее, женщине получать образование было вовсе не обязательно. Знаю, звучит дико, но правдивей не скажешь. Родители (во всяком случае, мои родители и родители всех моих подружек) не поощряли высшую школу. «Все, что тебе нужно, это найти хорошего мужа», – сказала мне мать, когда я заявила, что хочу изучать английскую литературу в Пенсильванском университете. Она вручила мне заявление на курсы секретарей и сама отвезла меня туда в первый день учебы, дав с собой на обед два сваренных вкрутую яйца, несколько галет и пятицентовик, чтобы купить молоко в автомате. Так я выучилась печатать на машинке. Я решила, что буду погружаться в классику самостоятельно, и даже замыслила дьявольски хитроумный план: тайком приносить домой Джеймса Джойса и Дилана Томаса и читать их, пока никто не видит. К сожалению, я этого так и не сделала. Откуда мне было взять время?